Кыштымские заводы

Строительство Кыштымских заводов пришлось на благоприятный период поощрения государством частной инициативы в горнозаводском деле. Как указывалось, в 50-е годы XVIII века государство предоставило уральским промышленникам максимально благоприятные условия для строительства металлургических предприятий в Башкирии. Демидовы воспользовались ими в полной мере. Кыштымские заводы были построены в кратчайшие сроки. Получив из Берг-коллегии разрешение на строительство 21 сентября 1755 года, статский советник Н.Н. Демидов пустил заводы в действие уже в 1757 году. И, несмотря на два стихийных бедствия, постигшие вновь выстроенный Верхне-Кыштымский завод, трудности в сооружении каналов для пропуска воды в заводские пруды и высокую смертность рабочих при заводе, к 1759 году металлургическое производство стало выходить на проектные мощности.

Строительство начинали крепостные люди, переведенные из разных демидовских вотчин: из Нижегородской – 122, Симбирской – 131, Тверской – 97, Галицкой – 43, Людиновской – 22, Ромадановской и Латынейской – 6, Нудовской – 34 человека. Всего в 1761 году при двух Кыштымских заводах проживало 455 крепостных. Из них 249 человек составляли мастера, подмастерья, ученики и простые работники. В разных чрезвычайных работах находилось 111 человек. Престарелых, негодных к работе и малолетних было 95 человек.196 На Каслинском заводе, судя по аналогичному документу 1761 года, «престарелых, малолетних… також беглых, умерших и взятых в рекруты» числилось 229 человек.

Нижне-Кыштымский завод

При строительстве плотины ВерхнеКыштымского завода, на речке Кыштымке была построена еще одна плотина – нижняя, первоначальная задача которой заключалась в том, чтобы способствовать переброске воды из НижнеКыштымского пруда в Каслинский, расположенный в 20-ти километрах севернее. В плотине не был предусмотрен организованный спуск воды («вешняк»). Лишняя вода уходила из пруда низким болотистым местом, где была сооружена еще одна плотина, игравшая главную роль в предполагаемой переброске воды в Каслинский пруд. В ведомости Кыштымской заводской конторы за 1762 год сказано, что в 1760 году нижнюю плотину размыло, из-за чего прекратилось течение воды по каналам. Но в аналогичной ведомости Каслинского завода за 1762 год отмечалось, что вода из ВерхнеМаукского пруда имеет течение в Каслинский пруд. Из сказанного в двух ведомостях до конца не понятно, шла ли вода из Нижнего Кыштыма в Каслинский пруд через Нижне-Маукский, состоящий из двух плотин (верхней и нижней), или же пополнение осуществлялось только за счет изменения русла Большого Маука? В Каслинской ведомости подчеркнуто, что самый длинный канал от Кругленького озера в Верхне-Маукский пруд, протяженностью 4 версты 225 сажен, оставлен в бездействии. Для полного выяснения обстоятельств дела необходимо проведение комплексного исследования проблемы, которое должно заключаться в проведении дополнительных архивных изысканий с одновременным изучением указанной местности (20 км участок от Каслей до Кыштыма).

На Нижне-Кыштымской плотине была поставлена каменная кричная фабрика, крытая тесом, с одним действующим молотом и одним запасным. При каждом молоте было по два горна. Немногочисленность молотов объяснялась тем, что на фабрике шло изготовление стали, якорей для коломенок и происходила починка заводского оборудования. Молоты приводились в движение двумя водяными колесами. Столько же их было поставлено для фабричных мехов. «А меховыми колесами, – говорится в заводской описи, – действие происходит по 2 пары мехов». При плотине была построена лесопильная фабрика с двумя рамами для разделки древесины. Пилорама приводилась в действие одним колесом, вода для которого поступала по круглым деревянным трубам, окованным железом.

Сама плотина находилась в трех верстах от Верхне-Кыштымского завода. Её конструкция была заполнена землей (глиной, суглинком), а снаружи покрыта деревянной сланью («стланью»). Длина составляла 130 саженей (273 м) при ширине (по верху) в четыре сажени (8,4 м). В 1762 году было начато строительство мукомольной мельницы. При заводе имелась кузница с двумя горнами и строилась фабрика для изготовления листового железа. Внутри ее было сделано три боевых вала и четыре меховых с надетыми «вододействуемыми» колесами. «Каждый вал по своим местам положены, – говорится в заводском документе, – а сверху покрыты деревянным пластинником, чтоб те колеса и валы от дозжа не мокли». В заключении заводской ведомости сказано, что осенью 1762 года из-за отсутствия работных людей остановлено строительство листовой фабрики и мукомольной мельницы. «Ибо по воли Божеской, – гласит доку- мент, – из переведенных на те заводы крепостных господина дворянина Демидова крестьян в 1758-м и 1759-м годах померло более 600 душ».

Верхне-Кыштымский завод

Первоначально Верхне-Кыштымский завод, как и Каслинский, был построен, за исключением доменных печей, из дерева. Заводская плотина была деревоземляной (в деревянные «свинки» засыпалась земля с глиной). В 1757 году ВерхнеКыштымский завод постигло два несчастья, последовавшие одно за другим. Сначала, очевидно, весенним паводком, прорвало заводскую плотину, а потом во время пожара все заводские постройки выгорели дотла. По поводу даты прорыва плотины и пожара в уральской историографии есть разные мнения. К примеру, Н.Ф. Глухов в своей книге называет 1759 год. Но на плане Кыштымского завода указано, что сливной заводской мост сгорел в 1757 году (рис. 11). Из ведомости канцелярии Главного правления заводов также следует, что при Кыштымском заводе в 1757 году первоначально пронесло водой заводскую плотину, а по- том сгорел и сам завод.

Перестройка завода осуществлялась более года. В 1757 году было выковано 53331 пуд полосного железа, в 1758 году изготовлено 108858 пудов. После завершения строительства повысилась производительность работы завода. Благодаря тому, что в 1757– 1759 годах при двух Кыштымских и Каслинском заводах находились в работах приписные крестьяне, поврежденную плотину и сгоревший завод удалось быстро восстановить, а из двух домен было получено в 1759 году 150290 пудов штыкового чугуна и выковано 114936 пудов полосного железа.

Восстановленная плотина со стороны заводских фабрик была укреплена каменной кладкой. Ее толщина была доведена до 19 сажен (39,9 м). Посредине плотины к молотовым фабрикам была выложена каменная лестница. Помимо заводской, получившей название Большой камен- ной плотины, для удержания воды в заводском пруду были поставлены еще три плотины. Две, находившиеся справа по течению реки Кыштым, имели длину 15 (31,5 м) и 70 сажен (147 м), третья, находившаяся слева по течению – 27 сажен (56,7 м). Все три плотины были шириной в три сажени (6,3 м).

Ларевой прорез был проведен до конца доменного двора, обшит сверху и с боков деревянными досками и скреплен железными гвоздями. К самим фабрикам вода из ларевого прореза поступала по чугунным трубам, при соединении которых была использована войлочная ткань. К трем другим молотовым колодцам вода поступала по круглым деревянным трубам, окованным железными обручами. Из ларя и колодцев были сделаны сливы на колеса, которые распределялись следующим образом: 2 – для действия домен, 9 – боевых для молотовых фабрик, 3 – на запасные молоты, 1 – для изготовления стали и якорей, 20 – для действия мехов. Всего при Верхне-Кыштымском за- воде было поставлено 35 колес.

В доменном дворе из камня и кирпича были выложены две домны. Сам двор тоже был каменным. В 1762 году в действии находилась только одна доменная печь. Вторую остановили в конце 1759 года, после чего она бездействовала. Остановка произошла из-за отсутствия при заводских работах приписных крестьян, которые, как указывалось, не выходили на работы с начала 1760 года. На заводе имелись три молотовые фабрики. В каждой было по три действующих молота при одном запасном, на каждый действующий молот приходилось по два кричных горна. Всего их было 18. Но в действии находилось только три молота с шестью горнами, причем один молот с двумя горнами работал при починке старых и изготовлении новых молотов и пятников. Аналогичная картина наблюдалась на Каслинском заводе. Молоты простаивали из-за отсутствия древесного угля. Кроме того, на заводе было две кузницы: каменная и деревянная. В каменной кузнице работало два горна для получения стали и изготовления якорей и восемь ручных. В деревянной было четыре горна с мехами, наковальнями и прочим инструментом.

Кроме доменного, кричного и кузнечного, на заводе действовали ряд вспомогательных участков. К ним, в первую очередь, необходимо отнести изготовление водяных колес и работу с разными лесными материалами, которые использовались в качестве деталей заводских машин и механизмов. Эти работы производились в «припасном» сарае. Для приготовления глиняных форм и так называемых «болванов» для разного чугунного литья предназначался большой сарай, с одной стороны к которому была пристроена теплая изба для получения формовочной глины. Изготовление мехов происходило в специальной меховой фабрике, которая размещалась в большой избе, срубленной из толстых и длинных сосновых бревен. Сушка лесных материалов осуществлялась в похожем помещении, получившем название «сушило». Также были выстроены амбары для хранения готовой продукции, дегтя, смолы и т.п. Работала небольшая изразцовая фабрика, обжигавшая краски и печные изразцы. На момент составления заводской описи 1762 года, на фабрике было пять готовых комплектов изразцов, причем три из них были раскрашены и обожжены, а два только обожжены. Изготовление изразцов осуществлялось из белой глины.

В 1762 году была закончена кладка стен и колокольни заводской церкви, расположенной недалеко от завода на островке заводского пруда. Церковь состояла из двух этажей. На первом было оборудовано отапливаемое помещение, освященное Во имя Святого Иоанна Предтечи, на втором – холодная церковь Во имя Сошествия Святого Духа. Строили ее крепостные крестьяне Демидова. Рядом с заводом располагался господский двухэтажный дом на 18 комнат. Стены дома были выложены из кирпича и камня. По периметру приусадебного участка господского дома была поставлена высокая каменная стена. В сущности, это была небольшая, но хорошо оборудованная крепость. В стены было встроено два погреба с амбарами. Даже скотный хлев был выложен из камня (рис. 12).

При Верхне-Кыштымском заводе было разведано и разработано шесть железных рудников (Иртяшский, Шипулинский, Кызылташский, Кыштымский, Касибаевский и Ягозинский), находившиеся на расстоянии от шести до пятнадцати верст от завода. Добыча руды в 1762 году производилась только на одном Иртяшском руднике. Там работало 50 человек из заводских жителей. На трех рудниках имелись запасы руды, сделанные приписными крестьянами в 1759 году. Два рудника (Касибаевский и Ягозинский) не имели ни запасов руды, ни рабочих. Осенью 1762 года в одной домне Верхне-Кыштымского завода плавилась железная руда с трех рудников: Иртяшского, Шипулинского, Кыштымского. В общей сложности за сутки из каждой сотни пудов руды получалось 42 пуда чугуна. При переделе из каждых 10 пудов чугуна выходило по шесть пудов 27 фунтов железа. В угар чугуна уходило по 3 пуда 13 фунтов, то есть третья часть.

Для увеличения уровня воды в заводском пруду была осуществлена переброска воды по искусственным каналам из озер Увильды, Акакуль, Сугомак. Судя по заводской ведомости 1762 года, схема провода воды была следующей: озера Увильды – Сарантаб – Наглуш – низкое место – заводской пруд. На Генеральной карте Кыштымского горного округа она выглядела иначе – озера Увильды – Наглуш – Тайги – Темное – заводской пруд. Кроме этого, было еще два возможных пути подвода воды (по другим источникам): Большой Акакуль – Акуль – Акбаш – заводской пруд и Сугомак – низкое место – заводской пруд.

Себестоимость полосового железа на всех заводах (Каслинском, Верхне- и Нижне-Кыштымских) была от 40 копеек за пуд и выше. Чугун стоил от 25 копеек за пуд. Для сравнения, по ведомости канцелярии Главного Правления заводов от 28 августа 1761 года, отпускная цена чугуна на Нязепетровском заводе составляла 11 копеек за пуд, а полосовое и расковочное железо продавалось от 32 до 51 копеек за пуд. В аналогичном документе по Каслинскому и двум Кыштымским заводам факт высокой себестоимости был отмечен. «Заводы одним годовым капиталом производятся, – говорилось в документе, – но многими, а особенно в последнее время несчастиями, многие капиталы в заводских обращениях находятся с потерянием знатной суммы... что и самому предписанному Демидову железо на месте дороже гораздо становится, нежели как оное в продажу производится и от того оной Демидов несет немалые убытки».

Верхне- и Нижне-Кыштымские заводы, также как и Каслинский, в начале 60-х годов XVIII века выпускали в основном полосовое железо. Другие сорта, такие, как «связное» 4-гранное, 1,5 дюйма, в 1 дюйм с четвертью, в 1 дюйм производились в небольших количествах. Тонкие сорта листового и шинного железа еще не выпускались. Специальная фабрика, как было сказано выше, только строилась при Нижне-Кыштымском заводе.

Стоимость провоза полосового железа от Кыштымских заводов до Казани, Симбирска, Чебоксар составляла 7 копеек с пуда, до Нижнего и Ярославля – по 8 копеек с пуда, до Твери – по 10 копеек с пуда и выше, до Санкт-Петербурга – от 15 до 18 копеек с пуда. Транспортировка железа от Каслинского завода до указанных городов обходилась на 1 копейку дешевле. Разброс в сумме транспортных издержек возникал из-за необходимости в засушливый период покупать дополнительные суда и нанимать рабочих сверх обычного штата. Провоз железа с Кыштымских заводов был самым дорогостоящим из всех демидовских предприятий, так как Верхне-Кыштымский завод находился далее всех от Сорокинской судовой пристани. По сравнению с Шайтанским заводом разница составляла три копейки. Покрыть убытки можно было только при продаже железа за границу.

Вторая половина XVIII века была уникальным временем в истории крепостной России. Это был, пожалуй, единственный период, когда уральский металл в больших количествах вывозился через Санкт-Петербургский порт в Западную Европу, большей частью в Англию. Это произошло из-за кризиса в английской металлургической промышленности, вызванного истреблением лесов, служивших топливной базой тогдашней древесноугольной металлургии. Выплавка английского чугуна на древесном угле была сведена к минимуму, а производство с применением минерального топлива (кокса) в промышленном масштабе еще не получило должного развития. Вывоз уральского металла за границу в большом количестве значительно стимулировал горнозаводскую промышленность Урала. Уральские заводчики всеми правдами и неправдами старались увеличить производство металла и гнать его водным путем в Санкт-Петербургский порт. Незначительная часть продукции Каслинского, Нижне- и ВерхнеКыштымских заводов продавалась по пути. В Казани, Нижнем Новгороде, Симбирске, Чебоксарах полосовое железо продавалось от 50 копеек и выше; в Ярославле, Твери – от 55 до 60 копеек с пуда (иногда дешевле). Но большая часть железа, произведенного на Каслинском и Кыштымских заводах, шла за границу. «Железа на внутренний расход в продажу происходит некоторое число, – говорилось в ведомости 1761 года, – а прочее больше гораздо в заморский отпуск продается от 70 до 75 копеек за пуд свыше и ниже, а не завсегда уравнительною ценою». Сортовое железо продавалось на четыре копейки дороже, чем обычное полосовое.

Продукция демидовских заводов (Каслинского, Верхне- и Нижне-Кыштымских) отправлялась, как правило, с Сорокинской пристани, расположенной на реке Уфе ниже Нязепетровского завода. Земля, где находилась пристань, была куплена у башкир Упейской волости. В районе Сорокинской пристани было отведено заводское место и отмежеван внушительный участок лесных угодий под будущую заводскую дачу. Рядом с пристанью на плане маркшейдера В. Титова указана деревня Плотбище. На самой пристани был срублен большой деревянный амбар, где хранилось привозимое из заводов железо. Его перевозка осуществлялась в зимний период гужевым транспортом. Расстояние от Кыштымских, наиболее удаленных заводов, до Сорокинской пристани составляло 120 верст.

Каких-либо других мест отправки судов с грузом заводская ведомость 1762 года не упоминает. Но у П.С. Палласа в его «Путешествии по разным местам Российского государства» есть запись, в которой называется Озерская пристань, принадлежавшая Кыштымским заводам. «Сии заводы с принадлежащим... Каслинским, – свидетельствует автор, – выставляют ежегодно от 150 до 200 тыс. пудов полосового железа, которое, перевезши зимой через Урал на реку Уфу, спускают по оной в высокую воду на 20 и более коломенках даже до Волги. Для удобнейшего водою перевоза учреждена ближе на Уфе верст 30 от Кыштыма Озерская пристань, где строят суда и имеется мельница. Но в рассуждении узкости и быстроты реки в сем месте грузятся на суда только до 4 тыс. пудов. А верст 70 отсель, а от завода в 100 верстах, в Сорокинской пристани прибавляют еще по 4 тыс. пудов, и сим полной на суда груз оканчивают». В другой записи названа пристань Кизильск, от которой в 20-ти верстах вниз по Уфе находилось еще одно место догрузки судов. От этого места догрузки, где река Сарайм впадает в Уфу, вниз по течению в пяти верстах, по описанию Палласа, находился Нязепетровский завод, а в 50-ти верстах – «нижняя пристань Кыштымских заводов, населенная плотниками». В отношении Каслинского завода в «Путешествии...» сказано, что «железо отсель возят к Верхней пристани, что на реке Уфе, верст за 40 за 5». По-видимому, в конце 60-х – начале 70-х годов XVIII века Демидов пытался грузить коломенки значительно выше Сорокинской и Нязепетровской пристаней, но впоследствии от этого пришлось отказаться изза «узкости и быстроты реки». В заводских документах более позднего периода назывались только две пристани: Сорокинская и Нязепетровская.

Итак, строительство и пуск Каслинского, двух Кыштымских, Нязепетровского чугуноплавильных железоделательных заводов в Зауральской Башкирии свидетельствовали об успешном осуществлении в середине XVIII века промышленной колонизации этого региона, которая стала возможной благодаря энергичной административной, финансовой, военно-дипломатической поддержке правительством частного горнозаводского предпринимательства и гибкой переселенческой политике, сочетавшей принудительный перевод крепостных крестьян из обжитых районов Урала и Европейской России с приемом беглых на вновь строящиеся заводы.

Svistunov_V_Pervye_demidovskie_zavody_na_Yuzhnom_Urale.pdf

Каслинский завод (демидовский период)

При покупке Н.Н. Демидовым Каслинского завода было оговорено, что завод должен будет поставлять в пользу государства определенное количество своей продукции. Согласно купчей 1751 года, статский советник Н.Н. Демидов, приняв завод от Коробковых был обязан по заказу Оренбургской канцелярии изготовить «...дощатого кровельного железа мерою аршинного и 3-х четвертного пополам, а ежели аршинного потребуется более половины, то сделать оного, ему Демидову, до 700, а обоих сортов 1300 пудов в предписанном будущем 1752 году своим коштом».

Первым шагом Демидовых в решении проблемы рабочей силы было принудительное переселение на Каслинский завод собственных крепостных крестьян. В 1752 году были переведены из Сорокинской судовой пристани и Шайтанского завода более десятка плотников и доменный мастер Уколян Меньшиков с подмастерьем Власом Быковым. В ревизской сказке третьей ревизии (1763–1766 гг.) Каслинского завода по этому поводу сказано, что эти рабочие первоначально проживали в Калужской провинции в селе Ромаданово с деревнями и являлись пленными господина графа Головкина. В 1754 году на Каслинский завод было переведено с Шайтанского завода еще около десяти специалистов. Среди них были молотовые мастера Иван Грачев, Филипп Просвирнин, Никита Чуфаров и куренной старатель Венедикт Щипанов. Как правило, переведенные рабочие приезжали с семьями. Жены мастеров были взяты с Серегинских заводов Демидова и из семей крепостных крестьян, переселенных на Шайтанский завод из села Ивановского Симбирского уезда. Только у крепостного крестьянина М. Широкова жена была из семьи «Екатеринбургских рот отставного солдата Антона Степанова».

Также в 1752 году из деревни Людиново было переведено около десяти семей крепостных. В то время Людиново в административном отношении входило в состав Белогородской губернии Севской провинции Хвощинского стана и было куплено статским советником Н.Н. Демидовым у графа Шереметева.155 В общей сложности, с 1752 по 1761 годы на Каслинский завод было переведено из Ромадановской и Людиновской вотчин 373 ревизских души, за которых Демидовы платили по-прежнему их месту жительства в Калужскую провинциальную канцелярию подушные деньги. За 354 души «незаконнорожденных и непомнящих родства» Демидовы платили в Исетскую провинциальную канцелярию по 1 рублю 10 копеек в год с души. Благодаря этим и другим, срочно принятым мерам, Каслинский завод к 1755 году был окончательно достроен. К двум молотам, построенным Коробковым, в 1755 году прибавилось еще девять, таким образом, на заводе было восемь действующих кричных молотов при трех запасных. Число самих молотовых фабрик увеличилось до трех. В 1755 году была построена заводская лесопилка – «пильная мельница для пилования на разные заводские надобности тесу в двух рамах». В 1758 году, согласно указу Берг-коллегии от 2 сентября и указу Оренбургской канцелярии от 4 декабря, на Каслинском заводе было начато строительство медеплавильной фабрики с двумя печами для очистки меди.

Несмотря на условия, зафиксированные в заводской купчей 1751 года, Н.Н. Демидову пришлось самому оформлять покупку земли под заводскую дачу у башкир Мякотинской волости. В купчей крепости от 5 ноября 1753 года говорилось: «Оренбургской губернии Исетской провинции Мякотинской волости за старшину Юнай Азнаева лучшие люди Базаргул Юнаев, Андан Туювилев, Асан Амангулов и Курмыш Туметев, с общего всех той волости согласия башкирцов от мала до велика... продали мы статскому советнику Демидову... к Каслинскому заводу с рудными местами, с сенными покосами угодья на строение к отпуску с железом судов, лесных припасов... кои состоят в принадлежащей к оному заводу 50- верстной окружности, из оставшей запроданною нами в прошлом 1746 году бывшему заводчику Якову Родионову сыну Коробкову... в вечное владение земли с угодьи».

На севере, как и было оговорено еще при Коробкове, граница территории, отведенной под Каслинскую дачу, проходила в районе верховья реки Синары. На юге Демидов, следуя предписанию о 50-верстной окружности, расширил заводскую границу, доведя ее до озер Булдымгул, Малой Наноги, Кызылташа. На западе граница проходила в районе верховий рек Маук, Кыштымки и Уфимского озера. Восточная граница проходила в нескольких верстах от дороги, ведущей из Екатеринбургского ведомства в Челябинскую крепость. Более детально восточная и западная границы будущего Кыштымского округа обозначены на плане, составленном 5 июля 1759 года шихтмейстером Степаном Костроминым (илл. 2).

После оформления земельной сделки с башкирами Мякотинской волости 5 ноября 1753 года была заключена еще одна купчая – на покупку земли у башкир Шуранской волости. На этот раз Демидову отошла территория в бассейне реки Киеусты. Также было оговорено в купчей крепости, что Демидов получил разрешение у башкир на пользование лесными угодьями в районе рек Большой Азяш, Малый Кауталы и Шигирь. Позднее, в 1759 году, сын статского советника Н.Н. Демидова дворянин Н.Н. Демидов купил этот участок земли под Азяш-Уфимский завод. В результате оформления двух вышеуказанных купчих крепостей у статского советника Н.Н. Демидова появилась возможность для строительства еще одного металлургического завода – Кыштымского. Место под завод было выбрано на реке Кыштым, в центре богатого рудоносного участка. Разрешение на строительство Н.Н. Демидов получил из Государственной Берг-коллегии 21 сентября 1755 года. В 1756 году Н.Н. Демидов купил еще один участок земли размером 20 на 50 верст, отведенный непосредственно к Кыштымскому заводу. Эта земля вокруг озер Увильды, Большая Акуля, Акакуль принадлежала башкирам Чирлинской волости. Купчая крепость была составлена 14 мая 1756 года, в тот момент, когда строительные работы на Кыштымском заводе уже шли полным ходом.

Во владении статского советника Н.Н. Демидова (1684–1758 гг.), как упоминалось ранее, Каслинский завод находился до 1758 года. На долю дворянина Н.Н. Демидова (1728–1804 гг.) выпала основная нагрузка по завершению строительных работ и преодолению всех трудностей роста Каслинского завода, около 20 лет из 46-летнего периода его управления ушло на обустройство заводской жизни и приведение заводского производства в норму.

Доменное производство испытывало нехватку руды, которая добывалась из мелких месторождений. Они быстро вырабатывались и уже по ходу дела приходилось вести дополнительные разведочные работы для выявления новых. Древесный уголь, из-за отсутствия опыта у углежогов, далеко не всегда получался необходимого качества. Кроме того, завод испытывал и другие трудности: «Бывают иногда, – говорится в ведомости 1761 года, – бедственные приключения, пожары, прорывы, наводнения и прочее, от чего становятся весьма большие убытки».

Главной заботой Н.Н. Демидова были беспрерывное действие домны и постоянная работа молотовых фабрик, выпуск качественной продукции. Обращаясь в одном из писем к заводским приказчикам, заводовладелец строго наказывал, чтобы они крепко помнили «о деле завсегда и во всем хорошего и щегольского с похвалою у нас железа». Он требовал от приказчиков, чтобы из каждой домны суточный выход чугуна составлял 300 пудов. «Да и о всем протчем, – писал Демидов, – генерально чинить и делать с радением и неусыпностью». Опытным путем был установлен оптимальный состав засыпаемой в доменную печь железной руды, позволявший получать чугун высокого качества с разных рудников: «6 пудов железной руды с Маукского рудника, 10 пудов с Пашенного, 10 пудов с Берденишского, вееной руды 5 пудов. Всего по 31 пуду в калошу, которых в сутки проходило от 25 до 30».

Заботясь о доменном производстве и ковке железа, заводчик должен был решать вопросы, напрямую не связанные с работой завода. Одним из них был недостаток воды в заводском пруду. Другой, не менее важной проблемой, как указывалось, был недостаток рабочих при заводе. «Маловодие» и «малолюдие» – вот с чем пришлось столкнуться Коробковым, а потом и Демидовым. Проблема необходимого пополнения запасов воды в заводском пруду была решена за счет переброски в него воды из ближайших на 20 верст в округе озер. Несмотря на то, что при Коробковых в момент строительства заводской плотины было построено в окрестностях Каслинского завода семь плотин, воды «для фабричного действа» было недостаточно, из-за чего завод часто простаивал.

При строительстве Верхне-Кыштымского завода на речке Кыштым была возведена еще одна плотина – нижняя. В ведомости 1761 года указывалось: «Оная же нижняя плотина сделана по крайней непренуемости [необходимости] для происку из оной каналами, за умалением на вышеозначенном Каслинском заводе воды». Главным в деле пропуска воды предполагалось сочетание искусственно построенных водоемов, каналов и небольших плотин в болотистых местах с естественной цепочкой озер, расположенных друг возле друга у подошвы Борзовских и Потанинских гор (Круглое, Долгое, Букоянское озера и Букоянский исток). Вода должна была проходить по каналам в естественные озера, затем в Нижне-Маукский пруд, образованный с помощью двух плотин (нижней и верхней) на речке Большой Маук. До строительства этих плотин Большой Маук, согласно карте, составленной С. Костроминым 5 июля 1759 года, впадал в озеро Иртяш (илл. 2). Строительство Нижне-Маукской плотины позволило повернуть русло Большого Маука влево, направив воду через озеро Карасье в Киреты, откуда вода уже свободно попадала в заводской пруд. «От Букоянского озера к Долгому озеру выкопан канал длиною 1 верста 62 ½ сажени, шириною в 7, глубиною в 2 ½ аршина, – говорится в ведомости 1762 года, – от означенного Долгова озера к Нижнему Маукскому пруду выкопан канал длиною 450, шириною в 2 сажени, глубиною в 3 аршина. Нижняя Маукская плотина сделана на реке Мауке, насланная деревянной сланью и землею завожена, длиною 314 сажен, вышиною 11 ½, шириною 4-х аршин. Верхняя Маукская плотина, сделанная на помянутой реке Мауке, высланная деревянной сланью и землею завожена, длиною на 100 сажен, шириною 16 аршин, вышиною 7 аршин. Из того пруда по течению оной реки в левую сторону вода имеет течение в Каслинский пруд, которая вода и поныне действо имеет».

Но не все гидросооружения оказывались рабочими. Самый большой из всех выкопанных канал (длина 4 версты 225 сажен, ширина 2 сажени, глубина 2 аршина), соединивший озеро Кругленькое и Маукский верхний пруд, оказался бесполезным, так как вода в канал самотеком не пошла.171 Тем не менее, главная задача была решена. Каслинский заводской пруд получил достаточный запас воды для круглогодичной работы завода.

Вопрос недостатка воды к началу 60-х годов XVIII века был практически решен, но проблема нехватки рабочих рук для добычи руды, выжигания угля, перевозки сырья и готовой продукции оказалась более сложной, ее решение растянулось на десятилетия и носило поэтапный характер. Крепостных крестьян, переведенных в 1752–1761 годах из Ромодановской и Людиновской вотчин (373 ревизские души), было явно недостаточно. Согласно ведомости, составленной в канцелярии Главного правления казанских, сибирских и оренбургских заводов, жителей при Каслинском заводе насчитывалось 727 душ, а именно: «...при ремеслах и работах мастеров и подмастерьев, учеников и работников – 225, в простых разных заводских работах – 273, престарелых, малолетних, которые в работу негодны, также беглых, умерших и взятых в рекруты – 229». Демидовы просто не успели переселить необходимое количество крестьян, так как из-за волнений крестьян центральных губерний, вызванных покупкой и переводами на Урал, последние были запрещены указами Сената. С переводом в Каслинский завод купленных крестьян здесь образовалось две категории крепостного населения: «вечноотданные» по указам – 354 души мужского пола, купленные крепостные – 373 души. Эти две категории и составили большинство постоянных работников Каслинского завода и жителей заводской слободы.

Принудительный перевод ограниченного количества крепостных не решил проблемы нехватки рабочих рук. Демидовы, воспользовавшись поощрительными указами о приписке государственных крестьян к частным заводам, обратились в правительство с настоятельной просьбой приписать к своим заводам государственных крестьян Сибирской и Оренбургской губерний. По указам Сената от 23 июня 1756 года и 27 февраля 1757 года к Каслинскому и двум Кыштымским заводам были приписаны государственные крестьяне Куяровской, Юрмыцкой, Угненской и Чубаровской слобод Краснослободского дистрикта Сибирской губернии, а также крестьяне Исетской провинции Шадринского дистрикта Масленского острога с селами и деревнями и крестьяне села Полевского Барневской слободы с деревнями, годные в работу от 15 до 60 лет, в количестве 2499 душ.173 Сенатская ведомость от 5 марта 1757 года указывает на определение Сената от 13 сентября 1755 года, по которому к Каслинскому и Кыштымским заводам было приписано 1280 человек из государственных крестьян.

Приписные крестьяне в период с 1757 по 1760 годы работали без каких-либо заметных конфликтов. В 1760 году началось массовое неповиновение приписных крестьян Урала и Сибири, в волнения были втянуты и приписные крестьяне Каслинского завода, что вновь обострило ситуацию с производством чугуна и железа. Причиной волнений в большинстве случаев был произвол горнозаводчиков и приказчиков, а также значительная удаленность заводов от мест проживания крестьян. Крестьянские хозяйства несли значительные убытки. Вместо того, чтобы в разгар весенне-осенних работ быть на своей пашне, крестьяне вынуждены были выполнять работы при заводах. Центром волнений приписных крестьян Каслинского завода стал Масленский острог. Против непослушных были направлены воинские команды, содержание которых шло за счет заводчика. Чтобы погасить конфликт, правительство, кроме применения силы, пошло на существенные уступки. В 1760 году приписка крестьян к заводам была приостановлена.

В дальнейшем, после издания именных от 29 марта и 8 августа 1762 года и сенатского от 22 августа 1762 года177 указов, запрещавших покупку крестьян к заводам, была запрещена и приписка. Во втором пункте определения Берг-коллегии от 28 мая 1764 года было сказано: «...приписку к партикулярным заводам крестьян, по силе Правительствующего Сената 1762 года августа 22 дня указу, не чинить, а остается на прежних узаконениях». Запрещена была новая приписка и покупка крестьян, но в силе были оставлены прежние указы о приписке. После прекращения волнений начала 1760-х годов, государственные крестьяне вновь приступили к работе на уральских заводах. В рапорте Н.Н. Демидова от 22 ноября 1766 года сообщалось, что на Каслинском заводе 539 приписных государственных крестьян и работают они при рубке дров на углежжении за подушный оклад и их «сверх подушного оклада ни по какой нужде в заводские работы употреблять не велено».

В результате действия этих указов, в первую очередь пострадали те уральские горнозаводчики, которые планировали и осуществляли строительство новых металлургических заводов в Башкирии. Ими были приобретены в собственность или взяты в аренду большие земельные участки, на которых велись подготовительные работы под строительство. Но в условиях не колонизованной территории Башкирии наблюдалась катастрофическая нехватка рабочих рук. После запрета на покупку и приписку крестьян к частным заводам наступил глубокий кризис в деле пополнения южноуральских заводов рабочей силой. В числе таких горнозаводчиков оказался и дворянин Н.Н. Демидов. Дело в том, что на основании челобитных от 14 декабря 1758 года и 28 февраля 1760 года, указами Берг-коллегии от 23 декабря 1759 года и 16 марта 1760 года Демидову было разрешено построить два завода на реках Азяш и Кеолим. Для этой цели им было подано прошение о приписке к его заводам государственных крестьян. Прошение датируется не ранее 29 сентября 1760 года и не позднее 13 июня 1761 года, то есть временем, когда приписка крестьян к заводам была приостановлена. Но Демидов просил к двум новостроящимся заводам на реках Уфе и Кеолиме приписать находящиеся поблизости к тем заводам Белековскую и Буткинскую слободы. Также в распоряжении Демидова находилось заводское место, купленное у башкир Упейской волости на реке Шемахе. Согласно плану, составленному И. Медведевским в июле 1760 года, там была размещена Сорокинская судовая пристань и указано конкретное место под Шемахинский завод.

На Буткинскую слободу претендовал владелец вновь строящегося Златоустовского завода И.П. Мосалов, подавший прошение в Берг-коллегию 1 сентября 1760 года. В его прошении о приписке государственных крестьян указывались следующие населенные пункты, состоящие в Исетской провинции: Нижне- и Верхне-Увельская слободы, село Кундравинское, Теченская, Сумлянская (Чумлякская), Бакланская слободы, село Кисленка и Буткинская слобода. Прошение И.П. Мосалова ходило по правительственным инстанциям почти шесть лет. В 1764 году (определение Берг-коллегии от 28 мая) Мосалову в приписке было отказано. В заключение всего дела была вынесена следующая резолюция: «По сей выписке определения не учинено, потому что по присланному сего 1766 года августа 11 дня из Правительственного Сената указу, Мосалов в той приписке отказан».

Такая же участь постигла прошение Демидова. Запрещение приписки государственных крестьян к заводам, как и покупки, оставалось в силе в течение всего царствования Екатерины II.

15 сентября 1763 года был издан указ Сената, по которому государственные крестьяне Исетской провинции не подлежали приписке к Екатеринбургским золотым промыслам. Указ был составлен на основании представленного в Правительствующий Сенат донесения действительного статского советника и Оренбургского губернатора Волкова. Донесение было продиктовано заботой о развитии сельского хозяйства, в особенности земледелия, в Исетском крае. «Не о том одном стараться, чтоб по краткому предписанию Берг-регламента заводы размножать, чтоб больше от оных заводчикам прибыли было, – писал Волков, – паче ж о том пешись нужно, чтоб при каждом заводе было и домостроительство, то есть хлебопашество и скотоводство». Также Волков полагал, что через развитие указанных отраслей сельского хозяйства будет предотвращено растаскивание государственных крестьян. В заключение донесения губернатор предлагал правительству обратить внимание на территорию Казахстана в целях развития там медеплавильного и иного производства. На основании этого донесения и было принято решение о приостановлении приписки крестьян. Бергколлегии предписывалось изыскать другие варианты привлечения рабочей силы. Также Берг-коллегия отныне должна была заботиться о том, «чтоб при каждом из оных заводов... завести у крестьян домостроительство, то есть хлебопашество и скотоводство».

Запрещающие указы первой половины 60-х годов XVIII века еще не смогли разрушительно повлиять на всю горнозаводскую промышленность Южного Урала, но это был, как оказалось позднее, первый предупредительный звонок.

Указы, запрещавшие покупку и приписку крестьян к заводам, были смягчены разрешительным указом, имевшим к горной промышленности косвенное отношение, но важным для колонизационного процесса в Зауральской Башкирии. Речь идет об именном указе от 29 января 1762 года, изданном Петром III, который приравнивал старообрядцев в отношении религиозной свободы к иноверцам («яко магометане и идолопоклонники»), позволял старообрядцам, ушедшим за границу, вернуться в Россию и поселиться в Сибири, Барабинской степи или других местах и предписывал «...никакого в содержании закона по их обыкновению, возбранения не чинить».

Даже неполное решение главных проблем, которые стояли перед Каслинским заводом в 50-х – начале 60-х годов XVIII века, положительно сказалось на заводской жизни. В первую очередь, это заметно проявилось в доменном производстве. При регулярных поставках руды, древесного угля и достаточном уровне воды в пруду доменная печь работала бесперебойно и безотказно. Выпуск чугуна из домны производился три раза в сутки. За один выпуск выплавлялось, к примеру, в 1762 году – 280–310 пудов чугуна. Из 100 пудов железной руды выплавлялось 34 пуда 10 фунтов чугуна, а из 100 пудов чугуна выковывалось железа кричными молотами по 66 пудов 30 фунтов. В угар чугуна уходило по 33 пуда 10 фунтов. В 50-х годах XVIII века было найдено несколько новых месторождений железной и медной руды и заложены железные рудники: три Маукских и четыре Вязовских в 30 верстах от Каслинского завода, Магницкий – в 36 верстах, Извезный – в 10 верстах, три Синарских и Багарякских – в 50 верстах от завода; медные рудники: пять Иткульских – в 35 верстах, два Багарякских – в 60 верстах от завода. Однако месторождения медной руды оказались незначительными.

Расширение завода и нововведения позволили значительно повысить производительность Каслинского завода. В начале 60-х годов XVIII века Н.Н. Демидов пытался пустить медеплавильное производство. В 1760 году была построена фабрика с двумя медеплавильными печами и двумя горнами («горфуфферным» и «гармахерским»). 22 января 1761 года печи были пущены, но работали недолго. Из-за незначительности месторождения меди в районе Каслинского завода производство было свернуто. В 50–60-х годах XVIII века завод выпускал в основном полосовое железо, другие сорта – такие, как связное 4-гранное, в 1,5 дюйма, в 1 дюйм с четвертью, в 1 дюйм – производилось в небольших количествах. Тонкие сорта листового и шинного железа, за неимением специальных фабрик и обученных мастеровых, не выпускались вообще. Завод выполнял и военные заказы. Так, в 1762 году по указу Канцелярии Главного правления заводов, было отлито 60 чугунных пушек (фунтовых и двухфунтовых) и 49325 ядер и картечи. Военный заказ не носил регулярного характера, основной продукцией завода во второй половине XVIII века были: штыковой чугун, полосовое железо, тяжеловесные литейные припасы, отливаемые в песке (чугунные наковальни, донные подфурменные доски и т.д.).

В 50–60-е годы XVIII века практически весь чугун уходил в передел на железо, литейной продукции было немного. В 1759 году из 99435 пудов выплавленного чугуна – 95237 пудов были переделаны в 64440 пудов железа, 4198 пудов ушло на отливки для заводских надобностей. В этом году при заводских работах находились приписные крестьяне, поэтому объем производства изделий из чугуна заметно вырос, но уже в 1762 году, в период крестьянских волнений, фиксируется снижение количества выпускаемой продукции. Было выплавлено 73865 пудов чугуна, отлиты только 141 наковальня, остальной чугун ушел в передел, причем полосового железа было получено 32069 пудов и стали – 7 пудов. Производство вновь стало опускаться до уровня начала 50-х годов. Согласно упомянутой ведомости 1761 года, до 1759 года при Каслинском заводе полосового железа выковывалось в год от 50 до 55 тыс. пудов, так как завод находился в простое. «Случались разные остановки, – говорилось в документе, – за малоимением работных людей и за маловодием».

Но постепенно заводское производство стабилизировалось. В начале 70-х годов XVIII века Каслинский завод стал получать чугун в больших объемах. Так в 1772 году, несмотря на то, что доменное производство работало с остановками, был выплавлен 115221 пуд чугуна.

Svistunov_V_Pervye_demidovskie_zavody_na_Yuzhnom_Urale.pdf

Публичные дома в Челябинске открыли по просьбе врачей

Южная часть Челябинска. Фотография начала XX века

Сегодня проституция считается преступлением. Так было и по Соборному уложению царя Алексея Михайловича 1649 года, когда эта профессия запрещалась законом, а городским объездчикам наказывалось следить, «чтобы на улицах и переулках б..ди не было».

«Непотребных девок» ловили, секли розгами, сажали в тюрьмы и отправляли в Сибирь. Только в 1843 году проститутки вздохнули свободно — они получили возможность легально заниматься своим делом. В Санкт-Петербурге и Москве, а затем и в других крупных городах Российской империи появились врачебно-полицейские комитеты. Они разыскивали продажных женщин, обследовали их на предмет наличия специфических заболеваний.

К 1889 году в России, по официальной статистике, насчитывалось 1262 легальных дома терпимости, как называли тогда публичные дома. В них содержалось 7480 женщин. Еще 9768 женщин работали независимо. Однако в действительности проституция имела куда больший размах. По другим сведениям, в империи действовало около двух с половиной тысяч домов терпимости и свиданий, а проституток в них было более тридцати тысяч. Но и это еще не все… В каждом городе, в селах и деревнях имелись публичные дома или одиночные проститутки.

Сутенерша Попова

Сто лет назад имелись публичные дома и в Челябинске. С инициативой их создания выступили врачи. Причина тому — венерические заболевания. Врачи обратились в городскую думу с письмом, в котором писали, что «единственной мерой борьбы с этим злом были бы правильно организованные дома терпимости». Их доводы были услышаны, и вскоре в Челябинске появились публичные дома.

И врачи были правы. Женщины, занимавшиеся тайной проституцией, чаще всего страдали от венерических болезней. Подтверждение тому — заметка из местной прессы. В 1912 году «Голос Приуралья» сообщал: «На днях у А. И. Мотовиловой, проживающей в Никольском поселке (пригород Челябинска, около вокзала) в доме Егорова по Лагутинской улице, обнаружен тайный притон проституции, состоящий из четырех девиц. Докторским осмотром установлено, что все они заражены венерическими болезнями. Все задержаны и отправлены в городскую больницу на излечение».

Работа проституток, как правило, была связана с нарушением спокойствия города. То и дело вспыхивали конфликты, пьяные драки и поножовщина.

В 1909 году «Голос Приуралья» сетовал: «В виде осадка от японской войны, когда мимо Челябинска ежедневно проходило по несколько тысяч войск, в нашем городе особенно сильно стали развиваться в то время разного рода притоны — гнезда свободных нравов и разврата. В местах, где появлялись эти гнезда, тихая жизнь мирных обывателей сменилась на шумно-разгульную и вечно беспокойную. Каждую ночь в домах, где ютились «гнезда», до самого утра не смолкая раздавались пьяные голоса, песни и пляска. Ближайшие соседи встревожились и запротестовали против засилья их людных улиц сплошными притонами. Чтобы оградить себя от «приютов», жители неоднократно обращались к властям с просьбой о выселении от них за черту города всех притонов».

Погромы по ночам

Не всегда городские власти реагировали на заявления горожан, тогда они сами пытались решать проблему. Способ для этого был один — погромы. 26 марта 1905 года состоялся один из них. В доме терпимости госпожи Поповой были избиты двое солдат. Толпа, собравшаяся на шум, произвела полный разгром всех челябинских домов терпимости. Ночью следующего дня толпа снова принялась громить притоны. Когда все публичные дома на Казарменной улице (ныне Российской) были разбиты, толпа перешла на Заручейную часть города и там принялась за то же. Всего толпа уничтожила 15 публичных домов. Дело кончилось судом над погромщиками.

Челябинский акцизный чиновник Константин Теплоухов так описывал эти погромы в своем дневнике: «Начались погромы публичных домов. Действовали солдаты, к ним присоединялись местные любители. Выбивали окна, двери, рамы... Обитательницы со слезами и руганью собирали более ценное и убегали к соседям или куда придется. Из окон выбрасывали изломанную мебель, изорванные матрасы, перины, всякий житейский хлам... Потом постепенно расходились. На другой день заколочены досками окна, двери, — через 2-3 дня начинали ремонт. Обыкновенно разбивали дома ночью или поздним вечером, но тогда темно, плохо видно, и начали громить днем».

Для легализации проституции в начале XX века для проституток был введен специальный документ «Заменительный билет и смотровая книжка», который в обиходе по цвету называли желтым билетом. В нем была указана личная информация: имя владельца, его фотография, место рождения, возраст, город, в котором женщине разрешено работать, а также отметка полицейского. Кроме того, в книжке имелись «правила по надзору за публичными женщинами» и «правила для публичных женщин».

Первое и главное правило для проститутки — периодическое (два раза в неделю) освидетельствование у врача. Отметки об этом вносились на последние страницы документа. Кроме того, публичная женщина должна была следить за собой, соблюдать правила личной гигиены, имела право осматривать клиента, а отлучаясь из дома, иметь при себе медицинский билет. Клиент имел право потребовать книжку, чтобы удостовериться, что не рискует здоровьем.

Этот документ позволял проституткам открыто заниматься своей профессией, а зарабатывали они немного. За один визит получали от 30 копеек до 3 рублей. В Санкт-Петербурге в начале XX века среднестатистическая проститутка имела «зарплату» от 60 до 90 рублей в месяц. Для сравнения: пять копеек тогда стоил билет на трамвай, а в хорошем ресторане можно было вдоволь поесть на два рубля.

Преступление и наказание

Власть народа. 1918. 27 ноября.JPGВ период революции и Гражданской войны в России проституция получила большое распространение. Об этом много писали в газетах. Например, в ноябре 1918 года в челябинской газете «Власть народа» корреспондент сообщал: «В связи с занятием гостиниц и номеров под постой войск тайная проституция перекочевала в бани. За последнее время это безобразие до того развилось, что необходимо принять какие-либо меры для пресечения этого зла. В банях Воробьевой открыто идет торговля спиртными напитками и рекомендацией тут же девиц».

В советском государстве проституцию запретили. «Самым тяжелым проклятием старого строя, еще тяготеющим над женщиной, является проституция. Причина существования ее в тяжелой экономической необеспеченности женщины-труженицы в современных условиях разрухи и темноты, царящей в вопросах пола», — рассуждали сотрудники Челябинского губернского отдела работниц в 1921 году. Для борьбы с проституцией активистки организовали лекции для женщин, на которых рассказывали о правовых нормах семейных и брачных отношений в Советской России, о венерических заболеваниях и их последствиях.

Сегодня проституция в России карается в соответствии с Кодексом об административных правонарушениях. Заподозренные в любви за деньги должны заплатить штраф от полутора до двух тысяч рублей. Уголовный кодекс предусматривает наказание за организацию проституции лишением свободы до трех лет.

Николай Антипин, кандидат исторических наук

Каслинский завод (коробковский период)

В конце XVII – первой половине XVIII века в районе Каслинско-Иртяшской системы озер, расположенной на границе Южного и Среднего Зауралья, проживало несколько башкирских родов. Из документа «Допросные речи Тобольского дворянина Ивана Полозова в Сибирском приказе о поездке его на реку Исеть...» 1696 года, следует, что башкиры перешли в указанное место с уфимской стороны Урала после башкирского восстания 1663–1664 годов. До этого времени, как видно из другого документа 1695–1696 годов «О спорных землях башкир на Сибирской стороне Урала», территория в окрестностях озера Большие Касли и озера Иртяш принадлежала улусным людям царя Кучума и в свое время входила в состав Сибирского царства. После взятия Сибири Ермаком, говорится в документе, на те земли и угодья приезжали для промыслов тобольские и тюменские служилые и ясашные татары, «владели теми землями по заимкам, кто, где занял», так как в те годы в сибирских городах проживало еще незначительное количество русского населения.

В документах XVIII века Южное Зауралье уже называлось Зауральской Башкирией, так как к началу деятельности Оренбургской экспедиции 1734 года земли этого географического района входили в состав нескольких башкирских волостей – Мякотинской, Айлинской, Сыгринской, Салзаутской, Черлинской и других. Район Каслинских озер и озера Иртяш относился к Мякотинской волости Сибирской дороги, находившейся до 1738 года в ведении Уфимской канцелярии. После образования в 1738 году Исетской провинции, население Мякотинской волости вместе с другими башкирами, проживавшими на территории от реки Ай до верховья реки Яик, было переподчинено Исетской канцелярии, которая с 1744 по 1781 годы размещалась в Челябинской крепости. В состав Исетской провинции вошло три дистрикта: Исетский, Шадринский и Окуневский. Помимо этого, в состав провинции вошли, по свидетельству П.И. Рычкова, «...те крепости, которые по причине первого с 1735–1740 годов башкирского замешания строены и набранными в осторожность от башкирцев населены: Челябинская, Миасская, Еткульская, Чебаркульская».

Из сведений, приведенных в документе «О спорных землях башкир на Сибирской стороне Урала...», следует, что в конце XVII века в районе озера Касли и речки Кургулак (она же «Каслинский исток», «Заводская речка») находилось четыре башкирских деревни. «На правой стороне Казанской дороги близ Камени озеро Касли, а за тем озером живут башкирцы Илгильда с братьями и с детьми в 10-ти юртах, да Карабаш с товарищи в 10-ти юртах, – говорится в документе, – а от Камени подле тот исток, на Казанской проезжей дороге живут башкирцы Талиш Иткулов с товарищи в 10-ти юртах; да по тому же Истоку ниже тех Тоишевых юрт живут башкирцы Досаля с товарищи в 10-ти юртах».

Правда, в официальных документах середины 40-х годов XVIII века о вышеназванных башкирских жилищах ничего не говорится, а в архивных материалах, связанных со строительством Каслинского и Кыштымских заводов, за период с января 1745 по сентябрь 1751 года, называется другая башкирская деревня, принадлежавшая тогда старшине Мякотинской волости Янгильде Субхангулову. Тем самым часто упоминаемый в купчих крепостях Коробкова-Демидовых старшина обретает и конкретное место жительства. «Через озеро Иртяш до мысу Ямолко, – говорится в одном из документов, – которое вправо с две версты, до руднику железного, где старая деревня старшины Янгильды, а влево на оном озере… остров Укон».

Несмотря на то, что по утверждению В.Н. Витевского первоначальное строительство заводов в Башкирии шло медленно, план И.И. Неплюева «О заведении в Оренбургской губернии медных и железных заводов» оказался реально выполнимым.

Контракт о строительстве медеплавильного завода на территории только что замирившейся Башкирии, заключенный казной с И.Б. Твердышевым, был подтвержден сенатским указом от 16 апреля 1744 года. А уже 13 августа того же года в Главное правление заводов было подано прошение от посадского человека из Тулы Якова Коробкова, в котором говорилось, что «возымел де он вящую охоту к рудоисканию и расширению заводов». Прошение первоначально было подано в канцелярию города Тулы, потом его переслали в Екатеринбург. На момент подачи прошения Я. Коробков имел официальный паспорт для проживания совместно со своим отцом в Невьянском заводе Акинфия Демидова. Отец Якова, Родион Тимофеевич Коробков, умер 18 февраля 1747 года, так что строить завод Я.Р. Коробкову пришлось в компании со своим дедом по отцу – Тимофеем Тарасовичем. По-видимому, Т.Т. Коробков состоял в родстве с А.Н. Демидовым. В книге К.Д. Головщикова «Род дворян Демидовых» сообщается, что первой женой Акинфия Никитича была Евдокия Тарасовна Коробкова. Учитывая, что те и другие Коробковы родом из Тулы, возможно, что Евдокия была сестрой Тимофея Коробкова. Обе семьи принадлежали к старообрядцам. Позже Яков Коробков жил в доме своего деда в Екатеринбурге. К 1751 году они уже были записаны екатеринбургскими купцами.

Между подачей прошения и заключением контракта летом 1745 года Я.Р. Коробков произвел геологическую разведку на предмет поиска железной руды. Обстоятельства этой разведки пока неизвестны, но документально установлено, что в 1745 году Коробков нашел залежи железной руды в районе озера Иртяш. То место, где была обнаружена руда, в последующее время получило название Коробковой ямы. Более подробное описание первых шагов Я.Р. Коробкова на каслинской земле можно найти в челобитной старшины Мякотинской волости Я. Субхангулова, поданной на имя императрицы Елизаветы Петровны в 1746 году. В ней говорится: «В прошлом [1745] годе, приехав в нашу Мякотинскую волость с Демидовских заводов посадский человек Яков Коробков... в той нашей волости нашел близь озера Иртяша железную руду и просил нас, чтоб в той нашей вотчине построить завод... но мы... ему позволения никакого не дали, ибо оная земля, данная прадедам нашим по указам Вашего Императорского Величества в давних годех, за которую в казну Вашего Императорского Величества ясашные деньги платим... Коробков поехал в Оренбург и привез указ Вашего Императорского Величества, которым позволено в тоя нашей вотчине завод построить... почему оный Коробков на Каслинском истоке, называемый Кургулак, строить начал... под который отведено земли кругом на четыре версты, да для рубки лесу... на три версты, сверх оного еще он, Коробков, к тому заводу присовокупил тоя нашей земли со степной стороны пятьдесят десятин, да кроме того еще Коробков измеривал от заводу на все четыре стороны по 25 верст... а паче он, Коробков, в езде своей в Челябу берет подводы по четыре и по пяти лошадей без спросу, а ежели кто ему подвод дать не похочет, то бьет и берет подводы насильно...».

Общий смысл челобитной заключается в остром недовольстве башкир Мякотинской волости действиями Коробкова и желании умерить аппетиты заводчика. Возможно, по этой причине купчая крепость на земли под заводскую дачу и была составлена задним числом в 1753 году, после окончания строительства завода и продажи его Н.Н. Демидову. 3 февраля 1747 года в Исетской провинциальной канцелярии была зарегистрирована только покупка земли. В купчей от 1751 года (при продаже завода Демидову) говорилось по этому поводу: «...А за ту землю... от Коробковых... старшине Янгильде по договору их и деньги [150 рублей ассигнациями] все отданы и в приеме оных расписка от них взята. Токмо на оную землю... от крепостных дел купчей от них Янгильды... поныне еще не взято, кою исходатайствовать им, Коробковым, своим коштом и отдать ему Демидову, в нынешнем 1751 году. А ежели зачем-либо той купчей... в 1751 году не исходотайствует, то им, Коробковым, неотменно исходотайствовать в будущем 1752 году». Несмотря на противодействие башкир, Коробковым отошла земля с лесом и сенными покосами, с речками и истоками общей площадью в 1000 кв. верст, но рыбные озера, «хмелевые угодья, зверевые ловли, бобровые ухожи, а также старые бортни» на отведенной земле оставались в распоряжении башкир. По купчей территория заводской дачи была определена следующим образом: «...от построенного его Коробкова на нашей земле железного завода вокруг в три стороны – перечтя прямо на 20-ть, в четвертую, в степную сторону, на Сивергулову деревню – на пять верст пятисотых».

Этот договор определил на долгие годы характер использования многочисленных озер, расположенных на территории Каслинской дачи. Башкирам Мякотинской волости принадлежало 68 больших и малых озер.83 Среди них была и главная проточная система озер Каслинского Урала: Силач – Сунгуль – Киреты – Большие и Малые Касли – Иртяш. Большую часть этих озер башкиры сдавали в аренду каслинским жителям. На этой основе в Каслях образовалась немногочисленная, но очень зажиточная группа рыбопромышленников: Беленьковы, Наседкины, Трутневы. Арендный характер пользования озерами порождал многочисленные споры между каслинскими жителями, что несомненно сказалось на судьбе арендаторов и их семей в период революции 1917 года и Гражданской войны.

Сам контракт на постройку Каслинского завода был заключен несколько раньше, чем зафиксирована земельная сделка. В архивных материалах по строительству Каслинского и Кыштымских заводов периода 1745–1751 годов сказано по этому поводу, что «1746 года мая 15 дня по силе вышеписанных Правительствующего Сената указов, заключен там [в Оренбургской губернской канцелярии] контракт о построении и содержании в ведомстве Оренбургской губернии в Исетской провинции в Зауральской Башкирии железного завода города Тулы с посадским человеком Яковом Родионовым сыном Коробковым, на таком же основании, как и симбирским купцом Иваном Твердышевым учинено...».

В первом пункте контракта было предписано: «Оный железный завод строить ему Коробкову своим собственным коштом обще с отцом ево Родионом Коробковым на изысканом им в Зауральской Башкирии месте, а именно в ведомстве старшины Янгильды Субхангулова на истоке Каслинском, он же Кургалак, где под тод завод отвесть ему Коробкову при том урочище удобное место, на первый случай, против того, как заводчику Твердышеву под медный его завод отведено, а именно под плотину, под фабрики и под всякое заводское и хоромное строение в длину и в ширину от 500 до 600 сажен, да на выпуск 50 десятин...».

По условию контракта, Исетская провинциальная канцелярия должна была командировать на место строительства завода служащего канцелярии, которому предписывалось информировать местных старшин о предполагаемом строительстве заводов. Для снятия плана местности под строительство и заводскую дачу из Оренбургской губернской канцелярии направлялся геодезист. В данном случае служащим, который зачитал указ о строительстве Каслинского завода башкирам Мякотинской волости, был капитан Кастерин, находившийся при Исетской провинциальной канцелярии в должности асессора, а специалистом по топографической съемке был «Оренбургской губернской канцелярии геодезии ученик Веселков».

В контракте было предусмотрено отвести участок земли площадью 500–600 сажен под плотину, фабрики и всякое заводское строение. Старшина же Мякотинской волости отмечает, что Коробкову отведено было «кругом на четыре версты, да для рубки лесу на три версты». В архивных материалах по строительству Каслинского завода 1745–1751 годов указано, что «около того завода всего жила з двух сторон, для опасности очищено лесу на версту».86 Другими словами, под сторожевую полосу был занят участок земли шириной две версты.

Как указывалось, контракт Оренбургской канцелярии с Я. Коробковым был заключен 15 мая 1746 года, а к концу сентября 1746 года силами канцелярии была произведена опись лесных угодий в 100 верстной окружности («Учиненная вокруг Каслинского завода... Якова Коробкова на 100 верст опись леса на строение, на дрова, уголья... и отколе способы нашлись на ево Коробкова показанной железный завод сплавливать...»).

Сама опись имела следующее содержание:

Из вышеприведенного фрагмента описи видно, что первоначальное формирование территории будущего Кыштымского горного округа началось с земельного участка башкир Мякотинской волости, отведенного под дачу Каслинского завода. Сегодня это часть территории Каслинского района Челябинской области, протянувшаяся с севера на юг от села Тюбук Каслинского района до административной границы города Кыштыма и с запада на восток от железнодорожной станции Маук до отделения совхоза «Тюбукский». Населенные пункты Тюбук, Маук, Кыштым находятся в 20-ти километрах от Каслей, совхозное отделение расположено в пяти километрах восточнее, что соответствует земельной площади, которая была указана в описи 1746 года и купчей крепости 1753 года.

В контракте от 15 мая 1746 года для обеспечения Каслинского завода рабочей силой предусматривалось, помимо найма по договорам и покупки по указам, положение, по которому Коробков мог просить приписки крестьян в канцелярии Генеральной ревизии Сибирской губернии, которая в 1744–1746 годах проводила перепись податного населения.

Указ о Генеральной ревизии (переписи) купечества, крестьянства, прочих разночинцев, вышел 16 декабря 1743 года. «Во все губернии, провинции и города, – говорилось в указе, – отправлены генералитета штат и с ними обер-офицеры по инструкции». В донесении из Оренбургской губернской канцелярии в государственную Бергколлегию от 16 декабря 1751 года говорилось по этому поводу: «В заключенном де от Оренбургской губернской канцелярии о строении и содержании заводов заводчика Коробкова контракте, между прочим показано, ежели какие люди найдутся и которых по указам к заводам вновь приписывать повелено, о том де ему, Коробкову, позволено просить в канцелярии генеральной ревизии».

Основу рабочих кадров завода составили, по терминологии того времени, «незаконнорожденные и не помнящие родства», которые, по сути, были беглыми людьми. Всего беглых или, как их нейтрально называли в документах тех лет, «пришлых», было приписано к Каслинскому заводу 354 человека. К 1751 году было издано четыре указа о закреплении за заводом этих людей (по два от ревизоров и от Исетской провинциальной канцелярии), причем три указа с приложением именных реестров.

В донесении Оренбургской губернской канцелярии в Берг-коллегию от 16 декабря 1751 года приписанные из «незаконнорожденных и не помнящих родства» были разграничены на две категории: «незаконнорожденных» и «не помнящих родства». В первой группе было 90 человек, во второй – 84. После длительной переписки между губернской и провинциальной канцеляриями, когда Генеральная ревизия уже закончила свою работу, было решено указанных 174 человека приписать «по силе инструкции Генеральной ревизии» в число ревизских душ, причем предусматривалось, что при этом с них будут взыскиваться как подушные, так и «рекрутские и лошадиные» деньги. По этому поводу в донесении Оренбургской канцелярии говорилось: «Понеже оные люди заводчику Коробкову в свойство не отданы, но токмо при заводе ево на поселение написаны, следственно надлежит их противу протчих государственных крестьян счислять и подушные деньги брать с них потому, как и со оных беруться якоже та и со здешней стороны о написанных при заводе заводчика Твердышева определено».

Согласно сведениям, предоставленным Коробковым, на 7 декабря 1747 года при Каслинском заводе находилось «приписанных канцелярии генеральной ревизии Сибирской губернии, и находящегося в Исетской провинции для ревизии подполковника Апачинина, из самой той Исетской провинции 290 душ мужеского пола, кои к подушному платежу исчисляются при том его заводе».

Указ от 5 мая 1746 года предписывал: «...которые, не помнящие родства и помещиков, явятся в Сибирской губернии и в Енисейской и в Иркутской провинциях, тех оставить и брать с них подушные деньги там же, тако ж и в Вятской, Соликамской и из Исетской провинции, явившихся таких же не помнящих родства всех, кроме положенных в тех местах в прежнюю перепись в подушный оклад, высылать на поселение в Сибирскую губернию». Одно из распоряжений Исетской канцелярии отменяло высылку из Каслинского завода в Сибирскую губернию 64-х человек из категории «не помнящих родства».

Таким образом, все 354 человека были приписаны к заводу по силе инструкции Генеральной ревизии. В 16-м пункте инструкции было сказано: «Ежели при генеральной ревизии явятся разночинцы и незаконнорожденные, и люди боярские, отпущенные из домов с отпускными вечными пашпортами, а никого себе помещиков поныне не сыскали и в подушные оклады ни за кем не записаны, а ни у каких Ея Императорского Величества дел не обретаются, таковых всех и с детьми по желанием их, ежели которые имеют торговые промыслы или ремесла, писать в посады и в цеха, а протчих, кои годны будут, в службу писать в солдаты и отсылать в Военную коллегию, а кто в посаде и цехах, и в службе быть не пожелают, а пожелают быть у помещиков, таковых всех писать к помещикам и вотчинникам, и на фабрики, кому они во услужение идти пожелают, и кто их из платежа подушного окладу взять похочет, дабы ни один без положения не остался». Именно по этой причине Оренбургская губернская канцелярия предписывала указом от 31 октября 1751 года «всем живущим при том Каслинском заводе жителям работать... за один подушный оклад и протчия государственные подати... а за те работы зачитать им по плакату, без лишнего отягощения, о чем де из Исетской провинциальной канцелярии велено им объявить Ея Императорского Величества указ, что оные при том заводе должны быть не иначе, как к казенным заводам из государственных людей и крестьян находится и в заводских работах употребляются не более паче, как за платеж подушного... оклада и прочих государственных податей... чтоб поступать и заводские порядки кои самой Исетской провинциальной канцелярии наблюдать, дабы оные обыватели ничем отягощены и от их земледелия и протчих промыслов отнудь удержаны не были, в чем ежели от них жалоба произойдет, оной же провинцильной канцелярии следовать и чинить защищения... в силу указов без упущения...».

Все вышеназванные указы и распоряжения раскрывают первоначальные обстоятельства формирования такой важной категории жителей Каслинского завода, как «вечноотданные по указам к заводам», или просто «вечноотданные». На территории непокорной Башкирии формирование этой категории заводских рабочих имело специфические черты, обусловленные влиянием колонизационного фактора. В то время как на Среднем Урале эта категория рабочих сформировалась уже к концу 1736 года, их положение в общих чертах определялось двумя правительственными указами – от 18 августа 1722 года и от 12 ноября 1736 года, на территории Южного Урала и Башкирии к точно таким беглым крестьянам, поселившимся при вновь строящемся заводе, первоначально применялись не указы 1722 и 1736 годов, а законодательные акты, регламентировавшие приписку государственных крестьян, что и было подтверждено указом из Оренбургской губернской канцелярии от 31 октября 1751 года.

Механизм оповещения и привлечения всех желающих поселиться при Каслинском заводе был следующим. Исетская провинциальная канцелярия издавала указы, в которых сообщалось, что для строительства завода в Зауральской Башкирии требуются рабочие люди. Известны подобного рода указы от 29 мая 1746 года, 23 июня 1746 года, 3 марта 1748 года. В указе от 29 мая 1746 года комиссару Миасской крепости Клементьеву предписывалось неоднократно публиковать оповещения, чтобы обыватели о том заводе Коробкова знали и для работы, с надлежащими паспортами, шли. А Коробкову, по условиям контракта, было предписано, чтобы работников он имел своих, нанимая тех по договорам и паспортам или покупая по указам. В указе от 23 июня 1746 года, помимо прочего, для того, чтобы рабочие люди охотнее шли на строительство завода, были объявлены расценки. Так, если люди нанимались без лошади, то плата им полагалась из расчета два рубля в месяц, а если кто приходил с лошадью, то – 14 копеек в день. Но из других документов, в частности, из донесения Оренбургской губернской канцелярии в Берг-коллегию от 16 декабря 1751 года, следует, что «из окрестных мест того завода по найму охочих людей отыскать невозможно, да и не откуда».

Тем не менее, на Каслинский завод приходили люди, не положенные в подушный оклад ни по прежней, ни по той ревизии, которую проводил в Исетской провинции в 1746 году подполковник Апачинин. Причем, о каких-либо паспортах при этом даже не упоминалось, но подчеркивалось, что пришлые люди о себе объявили, как о свободных. «Объявили так и в распросах под батожьем утвердились, указуя о себе, – говорится в одном из документов, – что они пришли из разных мест, а более из них непомнящие родства своего и незаконного прижития, летами не стары, в подушный оклад по прежней переписи и при нынешней ревизии нигде не являлись, а жительство имели при Демидовых разных заводах, в лесах и так прежней переписи и нынешней ревизии миновали». Эта категория населения была поселена при Каслинском заводе по силе 16-го пункта инструкции Генеральной ревизии, с условием работы на строительстве завода только за один подушный оклад. Данные обстоятельства не могли не сказаться на темпах строительства Каслинского завода. Поначалу Коробков с этим положением мог как-то мириться, но после пуска завода в 1749 году, вопрос об увеличении продолжительности работы крестьян при заводе и о привлечении новых работников приобрел большую остроту.

Некоторые подробности строительства Каслинского завода содержатся в январской ведомости 1747 года, составленной Оренбургской губернской канцелярией 30 ноября 1746 года за № 5703 «Об освидетельствовании и о присылке в Оренбургскую губернскую канцелярию известия сколько чего на заводе тулянина Якова Коробкова построено, что заготовлено...».

Согласно указанному документу, в январе 1747 года при строящемся заводе было 72 двора заводских жителей.100 Учитывая данные Коробкова от 7 декабря 1747 года, о том, что к его заводу было приписано 290 человек, можно предположить, что в начале 1747 года, то есть до приписки 174 человек, при Каслинском заводе в указанных 72 дворах только официально проживало 116 душ мужского пола, приписанных подполковником Апачининым и определенных в количественном отношении в донесении Оренбургской канцелярии выражением «со ста душ».

К зиме 1746–1747 годов заводская плотина была поднята на семь аршин (около 5 м). Ее высоту планировали довести до 9 аршин (6,39 м). Для этой цели деревянный каркас плотины (так называемые «свинки») был поднят еще на два аршина. Из заводских зданий были построены: заводская контора, состоявшая из двух больших комнат (горниц), две кузницы, токарное и слесарное помещение, сарай для обработки древесины, помещение для железных припасов, сушило для изготовления заводских мехов и шесть амбаров для хранения хлеба. Одновременно со строительством завода велась заготовка древесины, как на дрова, так и на строительные материалы, производилась добыча и перевозка железной руды. К указанному времени было вырублено 500 кубических сажен леса и заготовлено 20 тыс. пудов железной руды. Древесина, вырубленная для заводского строительства, находилась еще на делянках и с января по апрель 1747 года должна была быть вывезена по зимнему пути на территорию завода.

В ведомости Каслинского завода за январь 1747 года расписаны все виды работ с указанием числа рабочих: «У ... тещ – 5, у ... дегтя – 4, у дела саней – 2, у дела кадей и ведер – 3, ...кладка дров – 28, у возки песку – 10, у ломки... материалов – 2, у рубки дров – 33, у разных работ плотников – 50, у копки на плотину земли – 110, у работы в кузнице – 6, мастер – 1, в работе – 2, у копки на плотину земли поденщиков малолетних жителей того завода – 20, да баб и девок – 40». Из вышеприведенного перечня работ видно, что основную часть строителей составляли неквалифицированные рабочие, занятые на земляных работах, рубке дров и перевозке материалов. Из инженерно-технических работников были один мастер и два его помощника. Из квалифицированных работников на стройке занято три кузнеца с тремя подмастерьями, три бондаря и 50 плотников. Использовались женский и детский труд.

Со стороны Оренбургской губернской канцелярии строительству Каслинского завода оказывалось всестороннее внимание. Не случайно в Российском архиве древних актов отложилось целое дело по его строительству, где собраны первоначальные указы, промемории, рапорты и донесения за период с 19 января 1745 года по 23 сентября 1751 года. Оренбургская канцелярия проявляла интерес к строительству как собственно заводских сооружений, так и жилого сектора. В этом отношении любопытен документ «Ведомость, что имеет быть при заводе обывательского строения...», датированный июнем 1748 года. В нем указывается, что к лету 1748 года в Каслинской слободе было четыре улицы: Коробкова, Арефьева, Щербакова и Поперечная. Общее количество дворов и усадебных участков – 151, причем, на улице Коробкова их было 38, на улице Арефьева – 47, на улице Щербакова – 32, на улице Поперечной – 34. В ведомости указаны имена и фамилии каслинских жителей, дан перечень существующих и планируемых построек на том или ином дворе, причем, были названы только имена и фамилии владельцев усадебных участков. К примеру, двор Михаила Федотовича Коробкова, названный первым на улице Коробкова, был описан следующим образом: «На том дворе строена изба черная с сенями, да другая изба белая, погреб, на нем нарублен анбар, подле анбара скотный хлев, при том дворе огорожен огород, в нем построена баня... оный двор огорожен... сосновыми жердями…». Подобным образом было составлено описание и других дворов и усадебных участков.

Характерной особенностью жилых домов Каслинской слободы было то, что практически в каждом дворе имелись избы, топившиеся «почерному», и только в некоторых были построены «белые избы» или «белые горницы». Нельзя сказать, что Каслинский завод был хорошо укреплен, но, тем не менее, были предприняты определенные меры безопасности от нападения противника. Причем, главным образом использовались особенности рельефа и искусственного заводского ландшафта.

Завод и слободские постройки были размещены в труднодоступном месте. С западной и северной стороны территорию прикрывали воды заводского пруда и озера Большие Касли. На востоке большая часть территории была занята топким болотом, в просторечии – «Большое болото». Оставшиеся три прохода в восточной, северо-восточной и юго-западной частях были обнесены высокой деревянной стеной. В стене на юго-запад, северо-восток и восток было сделано трое ворот и установлены артиллерийские орудия. Местность перед крепостной стеной была расчищена от леса на одну версту. По этому поводу в заводской ведомости за январь 1747 года говорилось: «...около оного заводу его Коробкова, дворов... с опасных сторон обнесено оплотом... ко озеру, топкому болоту в заборе там зделаны троя ворот з батареей... около того завода всего жила з двух сторон, для опасности очищено лесу на версту».

В отношении крепостных сооружений необходимо также сказать, что для их строительства в то время требовалось официальное разрешение от местной администрации. Факт подачи такого прошения со стороны заводчика установлен, но из имеющихся документов пока не понятно, когда была подана эта просьба. Тем не менее, вокруг будущего Каслинского завода было осуществлено строительство военно-инженерных сооружений, пусть и простейшего типа. Помимо прочего, по просьбе заводчика Коробкова, находившегося тогда «от башкирцев... в великом страхе», Исетская канцелярия предписывала казачьему старшине Миасской крепости Пашнину к празднику Святой Пасхи 1747 года командировать в Каслинский завод 50 казаков с двумя двухфунтовыми пушками и передать Коробкову тридцать фузей с подсумками и обеспечить порохом.

Каслинский завод, построенный по тому же принципу, что и все заводы первой половины XVIII века на Урале, был пущен, по одним данным, 18 августа 1749 года, а по материалам дела 1745–1751 годов, упоминавшегося выше, 7 марта 1749 года. «По рапорту упомянутого заводчика Коробкова, – говорится в одном из документов дела, – сего 1749 года марта 30 числа, значится, что предписанной ево железной завод построен и в действие плавкою руд домна пущена того марта 7 числа».

Все заводские строения первоначально были деревянными, только доменная печь сложена из камня и кирпича. Для изготовления железа была построена кричная фабрика с двумя горнами. Недалеко от завода, как полагалось в новых селениях, поставили церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы. Время ее постройки в заводских документах не указано. В ведомости 1762 года дается только ее название и отмечено, что она деревянная. Через дорогу от церкви и заводской конторы был срублен господский дом. Заводская плотина была поднята до восьми вместо запланированных девяти аршин. Ее длина составила 60 сажен (126,0 м), ширина – 13 сажен (27,3 м). Для пропуска воды на колеса кричных молотов и иных устройств был проложен деревянный ларь длиной 52 сажени (109,2 м). Вешняк (приспособление для спуска воды из пруда во время весеннего половодья) был устроен в пять запоров.

В 1750 году на заводе было выплавлено 24 тыс. пудов чугуна и выковано 16 тыс. пудов железа. Для обеспечения Каслинского завода железной рудой были разработаны два рудника – Иртяшский и Кызылташский. Руду на Кызылташском руднике добывали шахтным способом. К 1751 году в числе отведенных, но еще не разработанных, числился один рудник «близь старой деревни Иркебяковой», а «приисканных, но не отведенных и не разработанных – четыре». Два рудника предполагалось заложить в долине речки Маук, один возле озера Алабуга и один – близ горы Сугомакской.

В 1751 году «в результате судебного дела, – говорится в «Материалах по истории Башкирской АССР», – возникшего между заводчиком и Н.Н. Демидовым, из-за владения рудниками, строящийся завод был продан Демидову».113 Но были и другие причины, которые побудили Коробковых продать Каслинский завод. Возможно, что главной причиной продажи стало отсутствие необходимого количества рабочих рук для заводских работ, низкий уровень воды в заводском пруду и невозможность своими силами в тех условиях решить указанные проблемы. Документы начального периода владения заводом Демидовыми показывают, что «малолюдье» и «маловодье» являлись главными проблемами Каслинского завода. Это была основная причина, по которой сдерживалось, а то и останавливалось производство.

Согласно купчей крепости, которая была составлена в Оренбургской канцелярии 13 августа 1751 года, статский советник Н.Н. Демидов купил Каслинский завод за 10500 рублей. Так закончился «коробковский период» в истории Каслинского завода. Период этот был недолог – 1745–1751 годы. Собственно «демидовский период» начался в 1752 году – подушные и другие государственные подати Н.Н. Демидов выплачивал именно с этого года.

Svistunov_V_Pervye_demidovskie_zavody_na_Yuzhnom_Urale.pdf