Одно сражение, две памяти
Это может выглядеть загадкой, но после сражения при Арси-сюр-Об Наполеон оказался в Сен-Дизье на Марне, то есть не перед, а сбоку, восточнее и даже сзади союзников. Он пошел не к Парижу, а от Парижа. Казаки по этому поводу шутили: «Неприятель отступил. Но не на Париж, а на Москву».
Никакой загадки Наполеон не загадывал — это было молчаливое признание своего бессилия. Говорили, что в какой-то степени Наполеон рассчитывал на то, что союзники будут опасаться его, оказавшегося у них в тылу, и пойдут не на Париж, а за ним. Будто страшно идти на столицу, имея за спиной «великого полководца». И вообще, будто бы нет победы, если не побежден сам Наполеон.
Битва при Фер-Шемпенуаз
Наполеона уже никто не боялся. Союзники неожиданно взяли курс на столицу Франции, и Бонапарту ничего не оставалось, как только их, по своему обыкновению, похвалить за «оригинальный» ход в шахматной партии войны.
Судя по всему, Наполеон и сам не верил, что где-то у старых крепостей найдет подкрепление. В любом случае, в главном сражении — за Париж — Наполеон не участвовал. Он оказался сторонним наблюдателем. Так он «ушел» от поражения. В сущности, он предал столицу, оставив ей одно — защищаться без армии. Париж защищали парижане.
Несколько эпизодов сражения на подступах к столице. Как не раз случалось и прежде, боевые действия начались неожиданно для обеих сторон утром 25 марта 1814 года. Корпуса Мармона и Мортье ночь провели на реке Суд, в непосредственной близости от войск союзников, о чем не подозревали. И союзники не знали, что нет необходимости искать и настигать противника, он — рядом. И первое движение войск утром привело к столкновению. Армия союзников выступила из Вертю к Фер-Шампенуазу в трех колоннах. Корпуса принца Вюртембергского, Раевского и Гиулая — посредине. Кавалерия Палена — в авангарде. Силезская армия шла на Монмираль — вслед за кавалерией барона Корфа и Васильчикова.
Рано утром 25 марта авангард союзников у селения Суде-Сен-Круа столкнулся с передовыми войсками Мармона и, не зная, что перед ним значительные силы, бросился в атаку. Пехота Мармона сразу выстроилась в каре и открыла ружейный огонь. Несмотря на это, Пален продолжал наступать, а в обход послал гусар Дехтярева — с одной стороны и конницу принца Вюртембергского — с другой. Но Мармон, тоже в неведении о противнике, сохраняя полный порядок, отступил к Соммесу. Туда же он пригласил Мортье, который к 11 часам пробился к Мармону, но с огромными потерями. При переходе реку Дез-Ож он потерял много солдат, орудий, зарядных ящиков, обозный батальон. Через два часа французы на всякий случай отступили еще дальше — почти к Фер-Шампенуазу.
К полудню они выстроились на позиции, более удачной, чем предыдущая. Их левый фланг упирался в реку Сомм, а правый — в ручей Дез-Ож. Сражение здесь шло с переменным успехом.
К трем часам союзная кавалерия намеревалась вновь атаковать противника, но вдруг со стороны Шалона послышалась канонада. Французы подумали, что это Наполеон идет на выручку, и сами бросились в контратаку, которая тут же захлебнулась. Обманувшая французов канонада была с той стороны, где дивизии Пакто и Амея столкнулись с Силезской армией союзников. И здесь французы отступили, прижатые к Сен-Гондским болотам.
Один из эпизодов сражения у Фер-Шампенуаза — нахлынувшая гроза с градом и сильными порывами ветра. Французские пехотинцы не могли стрелять — у них промокли ружья. Этим воспользовались уланы и кирасиры Его Величества, они смяли испанскую конницу, прорвались в каре генерала Жалена, изрубили пехотинцев. А буря не унималась. От дождя и дыма ничего не было видно в нескольких шагах. Трудно было разобрать, что творится в гуще боя. Все закончилось тем, что французы отступили.
Ближе к вечеру в Фер-Шампенуаз приехал император Александр I. Он бросил в наступление кавалерию. Началось, по сути, добивание противника. Французы потеряли способность к сопротивлению. Кто сразу бросил оружие, кто сбежал с поля боя, а те, кто, отступая, сражался, у себя в тылу обнаружили кавалергардов союзных войск. Стало ясно, что французы окружены. Александр I послал к ним парламентариев с требованием сдачи, но Пакто отказался.
Некто В. Репин написал такие стихи:
Меж тем над Фер-Шампенуазом,
Монаршей воле вопреки,
Все небеса разверзлись разом,
Смочив ружейные замки.
Сквозь ливня мощные потоки
Скакали всадников полки,
И где-то бой кипел жестокий,
А где — от славы далеки —
Сдавались мокрые французы,
Годами битв утомлены,
Обозы бросив, как обузу,
Мечтая о конце войны…
И, кроме гордого Пакто,
Не воевал уже никто.
Ничего не оставалось, как атаковать французов со всех сторон. Началась самая настоящая резня. Разгоряченные боем кавалергарды рубили и топтали пехоту. Никто не мог их остановить. Тогда Александр I со своим конвоем въехал в каре и остановил резню. «Хочу пощадить их», — сказал он позже. И пощадил — возвратил пленным генералам их экипажи и принял участие в судьбе трех тысяч солдат и офицеров, попавших в плен у Фер-Шампенуаза.
Это было признано всеми: победа союзников при Фер-Шампенуазе добыта кавалерией и артиллерией, союзники редко обращались к ружьям пехоты. А со стороны французов, сопротивление которых было «храбрым до безумия», бились только пехота и орудия. Историк русской армии А. Керсновский писал, что при Фер-Шампенуазе «наша конница, действуя совершенно самостоятельно, без всякой поддержки пехоты, изрубила два французских корпуса и где Император Всероссийский, как простой эскадронный командир, врубился в неприятельский строй».
Мортье и Мармон были разгромлены. Они остались с семью орудиями.
Не могу удержаться от соблазна второй раз обратиться к книге Эдмона Лепеллетье «Коварство Марии-Луизы». В его версии событий при Фер-Шампенуазе есть некоторые подробности, которые дополняют картину тех дней.
У Лепеллетье возникает такой персонаж, как фермер Жан Соваж, который решил мстить за свою разрушенную ферму. «Жена Соважа с детьми убежала, старуха-мать была убита за отказ дать неприятельским солдатам вина».
«Партизаны вышли на дорогу к Парижу, единственную, которая еще была им открыта. Но где было найти корпуса Мармона и Мортье?»
«— Нам вовсе не нужен полк, друзья мои, — сказал Жан Соваж. — Поведем партизанскую войну! Где кого из врагов застанем — сейчас вилы в бок, да и ладно!»
«— Дети мои, — сказал Жан Соваж, — мы будем в Фер-Шампенуазе через сутки, но следует поторопиться. Жена, как мне сказала соседка, ждет меня там на дороге с двумя детьми».
«Сражение при Фер-Шампенуазе было одной из самых кровавых схваток, предшествовавших осаде Парижа. Это сражение явилось плодом случайности да и сопровождалось случайностями, чуть не закончившимися трагически для русского императора».
Эдмон Лепеллетье приводит письмо Наполеона жене Марии-Луизе, которое было перехвачено русским разъездом: «Мой друг! Несколько дней я не сходил с лошади. 20-го числа я взял Арси-сюр-Об, где в тот же вечер неприятели атаковали меня. Я их разбил. Они потеряли четыре тысячи человек убитыми. На следующий день неприятели потянулись к Бриенну и Бар-сюр-Об, а я, имея намерение удалить их от Парижа, пошел к Марне и хочу приблизиться к северным крепостям. Сегодня вечером буду в Сен-Дизье. Прощай, мой друг, поцелуй сына».
Будто бы Александр I, прочитав это письмо, решил не преследовать Наполеона, а идти на Париж.
Падение Парижа Лепеллетье оправдывает так. «Хотя Париж и не был укреплен как следует, но с восточной стороны, откуда именно и подошли союзные армии, местоположение было очень выгодно для защиты. Пользуясь каменными домами, церквами, стенами, садами, оврагами, каналами, представлявшими на каждом шагу естественные преграды, даже малочисленное войско могло бы держаться против больших неприятельских сил».
«Конечно, и с сорока пятью тысячами Жозеф мог бы продержаться до прихода Наполеона, который, узнав о появлении союзников под Парижем, немедленно повернул назад и понесся на выручку столицы, жены и сына. Но это стоило бы парижанам многих домов, общественных зданий, бедствий и продолжительной осады, и роялисты, пользуясь удобным предлогом такой мрачной перспективы, везде и всюду старались разжигать недовольство парижан против Наполеона».
«Между тем русский император был далек от желания причинить хоть какой-нибудь ущерб Парижу. Сколько раз Блюхер порывался каким-нибудь варварским актом отомстить французам за былые поражения, но каждый раз император Александр употреблял всю свою энергию, чтобы предотвратить это».
Как видим, Париж отличался от Москвы тем, что он сдался, чтобы сохранить свои дома, а Москва их сожгла, чтобы победить. Между прочим, точно так же «практично» Париж капитулировал перед войскам Гитлера в 1939 году.
Тезоименитство
Это — события «давно минувших дней». А что теперь, через 200 лет? Теперь вместо одного Фер-Шампенуаза — два: французский, коренной, и уральский, как его отражение. И никуда не уйти от их сравнения.
Первое, что надо сказать, оба они — и Fere-Champenoisе, и Фершампенуаз известны в мире, прежде всего, тем сражением в марте 1814 года, о котором и сами не могли забыть. Другой славы не приобрели. И масштабами не преобразились, ограничившись тремя-четырьмя тысячами жителей. А различия — они в комфортабельности. В Fere-Champenoisе комфортабельность европейская, а в Фершампенуазе — другая, может быть, сибирская или азиатская. Но и то надо учесть, что одному, уральскому, лет всего-то 170, а второй, французский, старше, страшно сказать, на 1342 года. Городок как крепость известен с V века. Тогда он назывался Фара. В 1131 году он получил название Ферия Кампаниен. С 1542 года он — Фера Кампаника. И только с 1602 года стал Fere Champenoise. Церковь Святого Тимофея построена в 1150 году.
А наш Фершампенуаз — передо мной, я смотрю на него издали, с берега Гумбейки. Но в панораме села выделяются только два золотых купола храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Все остальное — наслоения стен и крыш между тополями и кленами. Где-то там — и главная площадь, и административный центр, и парк, и школа, и больница, и спортивный «Олимп», и музей с картинной галереей и Домом творчества, и уникальный музей камня, созданный Александром Маторой.
На гербе Фершампенуаза — кроме эмблемы района на щите (колос, лучи восходящего солнца, шестеренка), меч, перевитый Георгиевскими лентами, над мечом — 1842, год рождения, а еще два молота крест-накрест, перевитых красно-бело-синей лентой. Если коротко, колос — символ сельской жизни, молот — символ труда, шестеренка — символ техники, а меч — символ воинской славы. Вся биография. И, может быть, самое главное — восходящее солнце, символ неугасимого фершампенуазского оптимизма.
По моей просьбе о Фершампенуазе рассказывает глава администрации Нагайбакского района Каирбек Сеилов.
— Каирбек Хакимович, нарисуйте, пожалуйста, портрет района, центром которого является Фершампенуаз.
— Изначально мы были чисто сельскохозяйственным районом, но в последние годы соотношения отраслей несколько изменилось. По объему реализации мы сейчас больше промышленники, чем селяне.
Известен наш Александринский горный комбинат, на котором добываются цинк, медь, а также золото, платина и прочее. А теперь приступаем к добыче никеля. У Куликовки возникнет завод по производству ферроникеля. В этом году мы возобновляем добычу золота в Балканах.
Пришла туда сильная компания, в США закуплено оборудование. Вообще-то золото мы добываем лет 150. Если помните, был такой золотопромышленник Рамеев, который развернул золотодобычу в районе Балкан еще в XIX веке. Добывали золото и после него. Но в середине ХХ века добычу приостановили. А сейчас возвращаемся на те же россыпи. По прикидкам геологов, где-то 3,5-4 тонны золота у нас в недрах лежит. Его надо добыть. Вообще не сказать, что наши недра скудны. Как известно, у нас добывали горный хрусталь и особо ценимый чистый пьезо-кварц. А недалеко от Астафьевки — крупные залежи мрамора.
Конечно, не теряем из виду и сельское хозяйство. Из девяти наших хозяйств, бывших совхозов, теперь успешно работают, под другими названиями, восемь. Пришел инвестор, очень мощная компания из Магнитогорска — «Ситно», у которой шесть хозяйств. А «Ариант» взял под свое начало Астафьевский совхоз. «Ситно» развивает мясное и молочное производства. Кроме того, в прошлом году эта фирма начала, а в этом году завершает большой проект по производству 50 тысяч тонн куриного мяса и, что важно, — по самым современным технологиям.
Одновременно с этим развернули строительство электролиний, газопроводов, дорог.
Есть задумка — восстановить на новом уровне свиноводческий комплекс на 24 тысячи голов в поселке Куропатинский и построить современную молочную ферму на 1200 коров. Это все — «Ситно».
Моя задача и моя мечта — сделать район самодостаточным. То есть жить на свои средства. Все для этого у нас есть.
Каирбек Сеилов по национальности казах, а Николай Федоров — нагайбак. Фершампенуаз — многонационален, о чем он не всегда помнит. По крайней мере, многонациональность не доставляет ему хлопот.
Николай Федоров — председатель Собрания депутатов Нагайбакского района:
— Я родился в Нагайбакском районе, в Остроленке. Учился, тринадцать лет проработал в местной школе, преподавал математику. Потом был избран главой сельского поселения, но в 1990 году решил не идти на выборы. Хотел отдохнуть, заняться своим хозяйством. Но обстоятельства сложились так, что стал главой Собрания депутатов района. И вместо своего хозяйства навалились заботы районного масштаба.
Николай Федоров:
— По национальности я нагайбак. Мы — православные. В доме отца, я помню, в углу — икона. Моя бабушка всю жизнь молилась. Нас, детей, всех крестили. В Остроленке нагайбаков процентов 90. И в прежние годы из остроленцев мало кто покидал свою деревню. А сегодня даже и те, кто уехал, возвращаются. Внутри поселка земли под строительство жилья уже нет.
Николай Федоров:
— В свое время Остроленка могла стать райцентром. Она была богаче. В Остроленке всегда были добротные дома. Некоторые из них даже перетащили в Фершампенуаз. Старики говорили, что в Остроленке жили в основном зажиточные — офицеры, казаки. Но Фершампенуаз расположен удачно, и он стал райцентром.
Николай Федоров:
— Сейчас в Фершампенуазе больше пяти тысяч жителей — вместе со всеми поселками поселения. И жизнь наша сельская все больше приближается к городской. Газ, вода уже в доме, топить тоже не надо. Появились душевые кабины, туалеты, стиральные машины—автоматы. Морозильные шкафы. Компьютеры. Телевизоры — само собой. Электричества потребляется все больше — только успеваем менять трансформаторы.
Конечно, жизнь в районном центре имеет свои плюсы, но я свою Остроленку не променял бы ни на что.
Виртуальный визит
Благодарю Интернет — он помог мне побывать в Fere-Champenoisе. Это городок в 120 километрах к востоку от Парижа. Население — 2400 человек. Я увидел здание мэрии в два этажа с мансардой и башенкой на крыше и узнал фамилию мэра — это Gerard Gorisse, Жерар Горис. Мэрия находится на площади Жоржа Клемансо. Прием граждан — с 8.30 до 12 часов и после обеда с 13.30 до 17 часов. Телефон — 032-642-4035. Адрес — contact@fere-champenoisе.fr.
Я «побывал» даже на церемонии регистрации браков в мэрии — событие недавнее, августовское. Два примера. Он — Давид, водитель автокара, она — Виржиния, фельдшер. Ему 32 года, ей — 30. Он в белом костюме, она — тоже вся в белом, фата на голове, розы в руках. Он — шатен, она — черноволосая, с завитушками. Оба, естественно, улыбаются. Еще пара — Даниэль, коммерсант 46 лет, и София, почтальон 39 лет. И эти улыбаются.
Судя по всему, Fere-Champenoisе — небольшой уютный городок вдоль речушки Пель. Дома не выше двух этажей. Южная зелень. Между прочим, среди видов города — фотография нашего Фершампенуаза, одна из его улиц. Значит, там помнят тезку. Есть монумент — ангел с двумя венками в руках — в честь погибших при Fere-Champenoisе, но не в 1814 году, а в 1914-1918 годах и в 1939-1945 годах. Кафе. Отели. Один из них — «Du Mont Aime» («У горы Эме») — среди виноградников. У подножия горы Эме. Номера — четыре звезды. Крытый бассейн. Сауна. Тренажерный зал. Тенистая терраса и сад. Парковка. (Курение — запрещено).
В окрестностях Fere-Champenoisе — атомная станция «Ножан».
Итак, остатки французских войск после сражения у Фер-Шампенуаза отошли к Парижу.
Мы говорим: против Наполеона воевали войска союзников. И это верно. Но и за Наполеона воевали войска союзников. И так — то «за», то «против» — воевали одни и те же страны, одни и те же народы. Короче, Европа воевала против Европы. И что? Повоевали, поубивали, покалечили друг друга — и почти ничего не изменилось. Те, которые нападали, ничего не приобрели. Те, которые защищались, ничего не потеряли. За что воевали? Из всех смыслов остается один: убивать.