«Курчатов так Курчатов...»
Отечественная наука располагала плеядой выдающихся исследователей, способных решить самые сложные научные проблемы, возникающие при создании атомной бомбы. Еще в 1932 году, сразу после открытия в лаборатории Э. Резерфорда нейтрона, позитрона и дейтерия, в физико-техническом институте Харькова молодые исследователи К. Д. Синельников, А. И. Лейпунский, А. К. Вольф, Г. Д. Латышев расщепили ядра лития. В том же 1932 году на заседании ученого совета Радиевого института Академии наук СССР под председательством академика В.И. Вернадского по предложению Г. А. Гамова и Л. В. Мысовского принимается решение о строительстве циклотрона — своеобразной пушки, с помощью которой можно было бы расщеплять ядра атомов. Одновременно в Ленинградском физико-техническом институте создается ядерная группа во главе с А. Ф. Иоффе и И. В. Курчатовым.
В «звездный час радиоактивности», в 1932 году Г. А. Гамов опубликовал монографию «Строение атомного ядра и радиоактивность». Это была первая попытка в стране осмыслить ядерные процессы.
В 1935 году вышла книга И. В. Курчатова «Расщепление атомного ядра». И в это же время произошло открытие И. В. Курчатова, Б. В. Курчатова, Л. В. Мысовского и А. И. Русинова явления ядерной изомерии — то есть таких ядер атома, которые при равном атомном весе и равном атомном номере обладают различными радиоактивными свойствами.
Уже в 1939 году Н. Н. Семенов, Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович обосновали возможность цепных ядерных реакций в виде взрыва. Расчеты Харитона и Зельдовича, опубликованные в 1940 году, показали, что в природном уране самоподдерживающейся цепной реакции не происходит. Для этого природный уран необходимо обогатить изотопом урана-235 и замедлить скорость движения нейтронов с помощью тяжелого водорода или тяжелой воды.
В тридцатые годы в Ленинграде под руководством академика В. И. Вернадского, а с 1939 года академика В. Г. Хлопина, в Радиевом институте (РИАЛ) была создана хорошая экспериментальная база для изучения физики атомного ядра и радиационной химии.
Накануне войны в РИАНе заработал первый в Европе циклотрон. В 1940 году под руководством профессора И. В. Курчатова исследователи К. А. Петржак и Г. Н. Флеров открыли самопроизвольное деление ядер урана.
По инициативе академиков Вернадского и Хлопина 30 июля 1940 года Президиум Академии наук СССР организовал комиссию по проблемам урана. Ее рекомендации и решения стали решающими в организации научных исследований цепных реакций. В октябре 1940 года создается подкомиссия под руководством академика А. Е. Ферсмана по поиску, разведке и эксплуатации урановых месторождений. Геологи и геохимики активно взялись за работу и всего за полгода провели исследование радиоактивности вод и горных пород района кавказских минеральных источников.
На 1941 год Академия наук планировала значительно расширить круг исследований. Физики Ленинграда и Харькова должны были выяснить механизм деления атомов урана и разработать методы разделения его изотопов. Геологам и геохимикам поручалось отработать методы поиска месторождений урана на практике в различных районах СССР. Однако война нарушила все планы.
Активно подключилась к «разработке» атомной проблемы и разведка Советского Союза. Сталин еще в начале 30-х годов требовал от внешней разведки вести настоящую охоту за техническими и научными новинками, которые разрабатывались в наиболее развитых странах Запада. Использовалась любая возможность, чтобы получить преимущество в гонке вооружений, развернувшейся в Европе после прихода Гитлера к власти.
Промышленным, научно-техническим шпионажем занимались внешняя разведка НКВД, Главное разведуправление Генерального штаба и стратегическая разведка. Агенты последней, глубоко законспирированные за рубежом, выходили, минуя аппарат, на Берию, фактического руководителя всей советской разведки. В его кабинет на Лубянке стекалась информация из самых разных стран мира. Многие технические новшества Запада выкрадывались, копировались, при возможности модифицировались и производились в СССР, но уже под другими наименованиями. Экономились крупные средства, но это не всегда обеспечивало успех.
Советская разведка в начале сороковых годов стала получать очень важные сведения о разработках атомного оружия в Германии, Англии, США, Франции. В конце марта 1942 года Берия доложил Верховному Главнокомандующему о разведданных, в которых сообщалось о работах по созданию атомной бомбы. Ознакомившись с ними, Сталин дал указание обсудить этот вопрос на заседании Государственного Комитета Обороны с участием академиков А. Ф. Иоффе, Н. Н. Семенова, В. Г. Хлопина.
Заседание комитета началось с лаконичного вступления Сталина. Он предложил заслушать сообщение Берии о данных разведки по созданию атомного оружия на Западе. Для членов Государственного Комитета Обороны даже сама терминология доклада была непонятной. Объективную оценку услышанному могли дать только приглашенные ученые. Из всех троих Сталин лучше знал и ценил главу советской школы физиков, которого так и называли «папа Иоффе». После информации Берии Сталин обратился к академику:
— Товарищ Иоффе, скажите членам Государственного Комитета Обороны, могут ли они доверять сообщениям нашей разведки?
Академик был готов к такому вопросу, но волнение не дало ему сразу говорить. Наконец, глубоко вздохнув и не отрывая взгляда от медленно ходившего по кабинету Верховного Главнокомандующего, Иоффе начал говорить:
— Товарищ Сталин, открытие Ганом и Штрассманом в 1938 году возможности осуществления самоподдерживающейся цепной реакции сделало создание атомной бомбы принципиально возможным. Однако процесс реализации атомного проекта займет не менее 10—15 лет, а, может быть, и больше.
Иоффе умолк и посмотрел на коллег, те в знак согласия кивали.
Ни выражение лица, ни голос Верховного не выдали его отношения к услышанному, когда он спросил:
— А нельзя ли, товарищ Иоффе, эти сроки сократить, чтобы помочь героической Красной Армии в войне?
Все, кто общался со Сталиным, знали, что неискренности он не прощал, и поэтому ученый ответил на вопрос Верховного, не кривя душой:
— Нет, товарищ Сталин. Как вы помните, в конце августа 1940 года физики Курчатов, Харитон, Русинов и Флеров писали вам о принципиальной возможности получения атомного оружия и предлагали развивать исследования в этом направлении. (Сталин тогда приказал С. В. Кафтанову, председателю Комитета по делам высшей школы при Совнаркоме СССР, выяснить, почему эти ученые не занимаются имеющими практическое значение работами, а пускают народные деньги на ветер. Осталось без ответа и письмо в Совнарком на аналогичную тему Н. Н. Семенова. — прим. авт.) А теперь сроки упущены. За прошедшие два года западные физики ушли далеко вперед, особенно в США. Догнать их советским ученым в условиях войны невозможно.
— Почему? — задал вопрос молчавший до сих пор Г. М. Маленков.
— Для реализации уранового проекта необходимо большое количество ученых, специально подготовленных инженеров, техников, рабочих. Нужны многомиллиардные капиталовложения для создания материальной базы научных исследований, сооружения и эксплуатации большого количества промышленных предприятий. Потребуется создать принципиально новые технологии, получить сверхчистые материалы, никогда в СССР не производившиеся. Наконец, у нас нет разведанных месторождений урана, необходимо организовать их поиск, построить шахты, обогатительные фабрики.
Иоффе, естественно, не стал напоминать Сталину о том, что на сессии Академии наук в 1936 году возглавляемый им Ленинградский физико-технический институт был подвергнут жесткой критике «за отрыв от практических нужд социалистического строительства». В конце 30-х годов были арестованы Л. Д. Ландау « В. А. Фок. Погибли в лагерях С. П. Шубин, А. А. Витт и М. П. Бронштейн. В 1938 году последовал разгром «троцкистов» на физическом факультете Московского государственного университета. Испугавшись сталинского террора, не вернулся на Родину из заграничной командировки выдающийся молодой физик Г. А. Гамов. Несколько лет не мог работать из-за сильнейшей депрессии, вызванной преследованиями правительства, будущий Нобелевский лауреат, любимый ученик великого Э. Резерфорда П. Л. Капица. Беспощадной обструкции подверглись сотрудники Физического института АН СССР (ФИАН) Б. М. Гессен и будущий Нобелевский лауреат И. Е. Тамм.
Сталин обвел взглядом собравшихся.
— Будем заканчивать, — сказал он. Все молчали.
— Если никто не возражает, — Сталин выдержал паузу, — мы можем принять решение и учредить совещательный научный орган для организации и координирования работ по созданию атомного оружия. Результаты нашей встречи мы оформим решением Государственного Комитета Обороны. Контроль за его выполнением поручим товарищу Молотову. Впредь атомный проект будем называть Программой номер один. НКВД, в лице товарища Берия, поручим обеспечение этой Программы всем необходимым, а также сбор информации о работах по атомной бомбе за рубежом.
Так закончилось первое официальное заседание правительства, посвященное атомному проекту. Однако его реализацию пришлось отложить: период весеннего затишья на фронте закончился. Потерпев жестокое поражение в боях под Харьковом и в излучине Дона, Красная Армия откатилась далеко назад к Волге и Кавказу. Началась величайшая Сталинградская битва, победа в которой потребовала неи- моверного напряжения всех сил страны.
Члены Государственного Комитета Обороны были всецело поглощены делами на фронте. Молотов совершил длительный вояж за океан для укрепления сотрудничества с союзниками. Кроме загруженности по линии Наркомата иностранных дел, много времени и сил у него отнимала работа по организации танкового производства. Лаврентия Берию Сталин назначил членом Военного совета Северо-Кавказского фронта.
В это время многие ученые находились в эвакуации вместе с Ленинградским физико-техническим институтом в Казани. Обсуждение на семинаре физтеха доклада молодого физика Г. Н. Флерова, который он посвятил осуществлению на практике ядерной цепной реакции, разделило аудиторию на две части.
Старшее поколение физиков во главе с А. Ф. Иоффе попрежнему считало создание атомного оружия делом отдаленного будущего. Они подчеркивали, что даже незначительное отвлечение сил и средств науки от помощи фронту нерационально и даже непатриотично. Молодые исследователи И. В. Курчатов и А. И. Алиханов поддержали Г. Н. Флерова. Как показало время, они оказались правы.
В середине 1942 года Молотов, выполняя решение ГКО, начинает поиск кандидатуры на пост научного руководителя уранового проекта. Он обратился к чекистам, чтобы ему дали список надежных физиков, на которых можно положиться. Однако вызванный на беседу П. Л. Капица от предложения Молотова неожиданно отказался. Ученый повторил уже известные аргументы о нереальности получения бомбы в ближайшие годы. Впоследствии отказ П. Л. Капицы дал повод обвинять его в отсутствии патриотизма. Но сам ученый считал иначе. Он писал Н. Бору о том, что нельзя допустить, чтобы судьбы мира определяли небольшие группы политиков: народы Земли не должны быть заложниками их амбиций и авантюр. Можно предположить, что П. Л. Капица не хотел вооружать непредсказуемого и агрессивно настроенного Сталина атомной бомбой.
Через некоторое время отказался от предложения быть научным руководителем урановой проблемы и А. Ф. Иоффе. Он «как-то неясно к этому отнесся», утверждал впоследствии Молотов.
После столь явного демарша, Сталин приглашает к себе на дачу «самых авторитетных ученых в атомных делах». Существует много легенд об этой встрече, начиная с состава ее участников. Все известные нам источники среди участников встречи единогласно называют только А. Ф. Иоффе. С большей или меньшей степенью вероятности вслед за ним можно назвать С. И. Вавилова, В. И. Вернадского, П. Л. Капицу, В. Г. Хлопина, А. И. Виноградова. В ходе обсуждения кандидатур на пост научного руководителя урановой проблемы были названы А. Ф. Иоффе, А. И. Алиханов и И. В. Курчатов. Первый поблагодарил Сталина за доверие, но вновь отказался от предложения.
На последовавшим затем заседании Государственного Комитета Обороны Сталин объяснил происшедшее так:
— Иоффе и Капица ближе всех стоят к атомным делам, но оба они уже имеют мировую славу, и к тому же — директора крупных научно-исследовательских институтов. Если поручить решать такую важную проблему им, то она станет серьезной помехой в их повседневной работе.
Разумеется, Сталин знал, что Капица обладал крупными организаторскими способностями. Ему удалось в тяжелейших условиях 1942—1944 годов наладить получение жидкого кислорода в промышленных масштабах, он руководил целым главком, имел опыт работы с правительством. Но Сталин уже понимал, что в основном академическая элита готова вести работу лишь на лабораторном, привычном для себя уровне.
Сталин обратился к Молотову:
— Надо подыскать талантливого и относительно молодого физика, чтобы решение атомной проблемы стало единственным делом его жизни. А мы дадим ему власть, сделаем академиком и, конечно, будем зорко его контролировать.
Первоначально список кандидатур составлял около пятидесяти фамилий. Очень быстро он сократился до нескольких имен. В начале осени 1942 года остановились на двух претендентах. Наиболее реальным казался тридцативосьмилетний профессор, ученик Иоффе, лауреат Сталинской премии Абрам Исаакович Алиханов. Блестящий ученый, человек с сильным характером, самолюбивый, целеустремленный, очень работоспособный — он был хорошо известен как в научном мире, так и в коридорах власти.
Игоря Владимировича Курчатова в Москве практически не знали. О нем ходили слухи, что молодой профессор избалован вниманием «папы Иоффе», слишком разбрасывается, перескакивает с одной модной научной темы на другую. Однако во всем, за что он брался, Курчатов добивался быстрого успеха, ощутимых научных результатов. Складывается впечатление, что талант Курчатова был сродни моцартовскому: та же внешняя, кажущаяся легкость решения проблем творческого характера, основанная на колоссальной работоспособности, замечательном интеллекте, способном увидеть проблему там, где другие ученые ее не видели. Но и недоброжелателей у него было немало. Особенно в консервативных академических кругах. Курчатов раздражал их своим талантом, и они мстили ему, забаллотировав на выборах в члены-корреспонденты Академии наук.
Удивительный самородок, Курчатов родился 12 января 1903 года на Южном Урале в поселке Симского завода Уфимской губернии (сейчас Сим — в составе Челябинской области). Закончил Таврический (Крымский) университет в Симферополе. С 1926 года Курчатов работает научным сотрудником Ленинградского физико-технического института — «детского сада папы Иоффе», из которого вышла великолепная плеяда физиков, создавших авторитет советской науке. Именно Иоффе настойчиво рекомендовал назначить научным руководителем атомного проекта Курчатова. Только в нем, считал основатель школы советской физики, наиболее органично сочетался талант ученого и руководителя, обладающего харизмой — ярко выраженными качествами лидера. Курчатов легко находил общий язык с любым человеком, буквально очаровывал всех, кто с ним общался. При этом он был принципиален, когда этого требовали обстоятельства — жестким, но не жестоким, а требовательным руководителем. Высокая требовательность сочеталась с искренним, непоказным уважением к окружающим. Наверное поэтому без крика, угроз «стереть в лагерную пыль» он умел заставить своих коллег работать с полной отдачей сил. Поверив Игорю Васильевичу, люди шли за ним до конца.
В октябре 1943 года Курчатов был вызван из Казани в Москву на «смотрины». Первая же беседа в Москве изменила ситуацию в пользу Игоря Васильевича. Его невозможно было не полюбить. Черные блестящие глаза, казалось, обладали невероятным магнетизмом, обаятельная улыбка, здоровый оптимизм, чувство юмора производили на собеседников яркое впечатление.
В январе 1943 года И. В. Курчатов, А. И. Алиханов и профессор из Свердловска И. К. Кикоин были приняты наркомом химической промышленности М. Г. Первухиным, который вместе с В. М. Молотовым занимался организацией новой отрасли промышленности.. По его поручению ученые составили докладную записку в Совнарком, в которой изложили свой план работ по созданию атомного оружия. Он предусматривал создание головного научно-исследовательского института по изучению теоретических и практических проблем атомного реактора, немедленное развертывание полномасштабных исследований по радиационной химии и отработку технологии извлечения урана из различных руд.
Однако для начала урановую руду требовалось найти. Для изучения плутония, в природе не существующего, нужно было построить циклотрон, научиться производить особо чистый графит. Теоретические расчеты ученые предлагали проверить на экпериментальном атомном реакторе и уже на основе его эксплуатации построить крупный промышленный реактор для получения плутония. Параллельно предлагалось разработать конструкцию атомной бомбы и, наконец, испытать ее.
С запиской ученых и планами развертывания исследований ознакомился Л. П. Берия. Через несколько дней все трое ученых оказались в его кабинете на площади Дзержинского. Беседа продолжалась недолго. Больше всего было вопросов к Курчатову: и о биографии ученого, и о том, с чего, по его мнению, начинать работу над осуществлением атомного проекта, и о многом другом.
На следующий день Берия рассказал Верховному о своих впечатлениях, возникших в ходе встречи с учеными. Предложил остановить выбор на Курчатове. Сталин внимательно выслушал мнение Берии и сказал:
— Ну что ж, Курчатов так Курчатов. Раз вы считаете, что этот человек необходим — пожалуйста.
И неожиданно добавил:
— Знай только, что Курчатов встретит очень сильное сопротивление маститых ученых...
По-видимому, Сталин имел свои, параллельные НКВД, источники информации и навел справки о вероятных кандидатах в научные руководители атомного проекта.
15 февраля 1943 года было принято решение Государственного Комитета Обороны о создании единого научного центра во главе с И. В. Курчатовым, ответственным за создание атомного оружия в СССР. Центр получил скромное название — «Лаборатория № 2 Академии наук СССР», не соответствующее крупномасштабным задачам, стоящим перед ее коллективом. Сталин считал, что это необходимо для соблюдения секретности. Именно поэтому формально не изменилось и служебное положение Курчатова, который оставался заведующим лабораторией, как и в Казани.