От Парижа до Берлина по карте Челябинской области 

Достопримечательности  Челябинской  области;  происхождение  топонимов (названий)  географических  объектов

Начало строительства

Многие из проблем уранового проекта еще не были решены, когда летом 1945 года начался поиск площадки для строительства первого промышленного атомного реактора. Впоследствии немало писали о том, что якобы территория для него была найдена чуть ли не случайно. Факты говорят о другом.

Еще до начала геодезических изысканий Первое главное управление определило требования к промышленной площадке. Место под нее должно быть не просто оптимальным с точки зрения производственной технологии, но и отвечать требованиям внешней секретности, то есть относительно удаленным от крупных городов и оживленных транспортных магистралей. Кроме того, для работы промышленного атомного реактора требовалось огромное количество воды, которая бы охлаждала активную зону, имеющую температуру в сотни градусов. Новое производство требовало много электроэнергии, для его строительства была необходима магистральная железная дорога.

А. П. Завенягин и А. Н. Комаровский считали, что всем этим требованиям отвечает район между городами Кыштым и Касли Челябинской области. Удаленный от крупных промышленных центров, этот регион располагал десятками больших и малых озер, его население издавна было связано с промышленным производством.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Заселение района Кыштыма русскими относится к началу XVIII века. Сюда, в край дремучих лесов и озер,бежали старообрядцы-раскольники, крепостные с государственных и частных уральских заводов. С каждым годом они шаг за шагом отвоевывали у тайги участки земли для возделывания, занимались охотой, рыболовством, скотоводством.

Развитие горнозаводской промышленности на Урале, начатое еще Петром I, в середине XVIII века затронуло и этот край. В 1745 году тульский купец Яков Коробков за бесценок купил 250 тысяч десятин земли у башкир и начал закладку Каслинского чугунолитейного и железоделательного завода. Одновременно велись поиски руды. Тогда же на берегу озера Иртяш начинается добыча бурого железняка. Уже в 1747 году завод выдал первый чугун. Здесь же появился заводской поселок Касли. Через пять лет завод купил Никита Демидов. В 1755 году по указу Берг-коллегии он заложил два завода: Верхне-Кыштымский чугунолитейный и Нижне-Кыштымский железоделательный. Продукция заводов отличалась высоким качеством и широко покупалась за границей. Она имела свое клеймо — двух соболей, стоящих на задних лапках. Товарный знак «Русский соболь» получил всемирную известность.

В декабре 1774 года на Кыштымские заводы пришли отряды крестьянской армии Емельяна Пугачева. Работные люди оказали им большую помощь — ковали пугачевцам оружие, отливали пушки и ядра. В начале января 1775 года четыреста наиболее решительно настроенных работных людей Кыштыма и Каслей присоединились к отряду соратника Пугачева Ивана Грязнова и двинулись на штурм Челябинской крепости. Карательные войска, посланные Екатериной II, сурово наказали восставших.

В Отечественную войну 1812 года Кыштымские и Каслинские заводы отливали для русской армии пушки и ядра.

В 1826 году был прорыт канал из озера Иртяш в озеро Большая Нанога, по которому на баржах перевозили чугун Каслинского завода на Нижне-Кыштымский для переделки его в железо.

В 1843 году между Кыштымским и Каслинским заводами исток реки Течи перекрыли плотиной, а в ней сделали «теченский прорез» — водосброс. Здесь же заложили Теченский железоделательный завод, как вспомогательное производство для Каслинского завода. В 1846 году для рабочих Теченского завода построили две казармы из камня-дикаря. В 1847 году возникает поселок Старая Теча. В 1890 году Теченский завод закрыли и частично демонтировали. После открытия в 1902 году академиком А. П. Карпинским залежей корунда в районе озера Кызылташ, началась перестройка Теченского железоделательного завода в корундовую фабрику. В 1906 году фабрика начинает выпускать наждак.

Поисками месторождений корунда в этом районе в последующие годы занимался известный геолог М. М. Клер. В 1916 году недалеко от Теченской фабрики он открыл единственное в мире месторождение корунда-сапфирита. В 1916—1923 годах на базе этого месторождения производился корундовый порошок — «минутник», который пользовался большим спросом за границей для шлифовки стволов артиллерийских орудий, изделий из стекла и хрусталя.

Ценный продукт добывали вручную в карьерах и шахтах. Работали в основном женщины. После революции положение практически не изменилось. На работу 4—5 километров ходили пешком, хлеб возили из Кыштыма, керосин из Каслей, дети учились в школе-четырехлетке, а потом шли работать на рудник или наждачную фабрику. Немногие из них учились в семилетней школе города Кыштыма, куда надо было ходить пешком 15—20 километров.

В поселке было несколько барж. На них порода по озерам и речке Кыштымке доставлялась на Нижне-Кыштымский завод. После переработки породы наждак в порошке везли в мешках обратно баржами, а зимой на санях. На Теченской фабрике порошок измельчали до пылевидного состояния. В цехе из-за пыли была такая удушливая атмосфера, что люди могли работать буквально минуты. Поэтому наждак в народе прозвали «минутником».

В годы Великой Отечественной войны на фабрике работали в основном женщины и подростки. В 1944 году для оборонной промышленности теченцы произвели 128 тонн шлифовального порошка, 135 тонн знаменитого «минутника», 16 тонн микропорошка, 56 500 косных наждачных брусков. В 1945 году объем производства сократился вдвое, из ста тридцати работников предприятия осталась половина.

Руководство рудоуправления стремилось возродить прежнее значение уникального производства. Планировалось в 1946 году начать разработку месторождения корунда на озере Кызылташ, протянуть к нему линию электропередач. Однако этим планам не суждено было сбыться. Несмотря на попытки сохранить добычу корунда и производство наждака, участь предприятия была решена. В 1952 году его закрыли.

 

Решением Совета Министров СССР от 9 апреля 1946 года Теченское рудоуправление обязано было передать начинающейся стройке весь имеющийся недвижимый фонд: промышленный, социальный, бытовой, жилой со всеми хозяйственными и жилыми постройками. Многие домики оказались ветхими, вросшими по самые окна в землю — строители и этому радовались.Они получили складские хозяйства площадью 1800 м и крайне необходимые в голодный послевоенный год 231 гектар пахотной земли подсобного хозяйства рудоуправления.

На берегу озера Кызылташ расположился рыбацкий поселок Сайма, в котором жили рыбаки колхоза «Смычка», здесь же, на берегах озера находились земли колхоза «Коммунар», заимки Логинова, подсобные хозяйства Теченского рудоуправления и Кыштымского рыбзавода.

На реке Тече, где она вытекает из озера Кызылташ, находилось село Новая Деревня, на реке Мишеляк — село Соловьи — центральная усадьба колхоза "Коммунар".

По берегам озера Большая Нанога располагались подсобные хозяйства Кыштымских хлебозавода, мясокомбината и городской больницы.

На месте будущей промплощадки были земли колхозов «Красный луч», «1 Мая», «Доброволец», подсобные хозяйства Кыштымского механического завода и «Лесные поляны».

Два дома отдыха и пионерский лагерь находились на озере Иртяш, пионерский лагерь — на озере Кызылташ.

Одной из наиболее мощных строительных организаций считался в 1945 году Челябметаллургстрой НКВД СССР, созданный в начале Великой Отечественной войны на основе пятой саперной армии, Особстроя на строительстве авиационного завода в Куйбышеве. Основной контингент Челябметаллургстроя составляли советские немцы-трудармейцы, объединенные в рабочие колонны. В начале 1945 года их было около 34 тысяч. Кроме трудармейцев и вольнонаемных на строительстве работали военнопленные и заключенные, прибывшие из исправительно-трудовых колоний других областей. В рекордно короткие сроки в тяжелейших условиях войны они построили одно из самых крупных в СССР предприятий по выпуску качественных сталей — Челябинский металлургический завод.

Возглавляемый с 1944 года Я. Д. Рапопортом, Челябметаллургстрой был всей своей предыдущей деятельностью подготовлен к выполнению самых сложных задач.

В апреле 1945 года на совещании у А. П. Завенягина было решено поручить строительство промышленного реактора Челябметаллургстрою и немедленно приступить к проведению изыскательских работ; вслед за изыскателями направить на промплощадку первый отряд строителей для подготовки жилья, затем начать строительство железной дороги, по которой должно доставляться все необходимое для развертывания работ на основных объектах будущего предприятия.

Весной 1945 года трудно было в полной мере оценить весь объем предстоящего строительства. Поэтому сроки пуска атомного производства больше определялись нетерпением Сталина получить оружие, адекватное по мощи американскому. На строительную программу отводилось всего два года. Для выполнения этого сверхжесткого по срокам задания Первое главное управление и Главпромстрой НКВД получили неограниченные права на использование материальных и людских ресурсов. По существу, эти организации и после Победы продолжали работать так, будто война не кончилась.

Командно-административная система должна была еще раз продемонстрировать свою эффективность в экстремальных условиях, тем более, что Берия, Первухин, Курчатов знали, что их ждет, если задание Сталина будет сорвано.

В мае 1945 года Комаровский приехал в Челябинск. После его встречи с Рапопортом и главным инженером ЧМС полковником В. А. Сапрыкиным началась подготовка к изыскательским работам.

Изыскатели во главе с Василием Петровичем Пичугиным, начальником отдела изысканий Челябметаллургстроя прошли сотни километров. Геологическую разведку (бурение и шурфование) вел начальник геологической партии Александр Федорович Федорычев, а геодезическую часть изысканий возглавлял Авадий Наумович Соркинд.

Поисковые работы, как рассказывают очевидцы, начались в разгар лета, когда созревала земляника, и кирзовые сапоги изыскателей становились красными от подавленных ягод. Закончились они глубокой дождливой осенью, в октябре 1945 года. За короткое время была проделана огромная работа. Изыскатели разложили ландшафт на составляющие, с учетом которых проектантам было необходимо вписать промышленные объекты и жилые поселки в пейзаж.

Обычно бывает наоборот — проектировщики выдают изыскателям готовые проекты, под которые те находят удобные промышленные площадки. Здесь никаких проектов не было. Приходилось руководствоваться только решением правительства «строить» и общими, весьма приблизительными, соображениями ученых. Можно себе представить волнение группы Пичугина, когда однажды совершенно неожиданно для них в лесу появился сам начальник Главпромстроя НКВД СССР Комаровский.

В середине октября 1945 года, когда уже вовсю зарядили осенние дожди, в один из относительно ясных дней над озерами между Кыштымом и Каслями долго летал двухмоторный «Дуглас», в котором находились генералы Завенягин, Комаровский, главный инженер Челябметаллургстроя Сапрыкин, представители других организаций.

По одному из вариантов промплощадка должна была быть расположена на берегу озера Иртяш. Изыскателей привлекло большое количество воды в озере. При облете местности окончательно определялся генеральный план размещения завода и города, разгорелся спор. В ходе обмена мнениями изыскатель Пичугин бросил реплику: «А куда ветер дует?».

Комаровский приказал прекратить облет территории и категорично заявил:

— Будем изучать розу ветров!

В результате дополнительных исследований, в том числе и розы ветров, решили поселок эксплуатационного персонала (будущий город) располагать с наветренной стороны. Таким образом, площадки города и завода поменялись местами.

Государственной комиссии было представлено несколько вариантов размещения промплощадки. Первым комиссия рассмотрела вариант размещения промплощадки там, где сейчас находится город Снежинск (Челябинск-70). Вариант размещения атомного производства под Кыштымом являлся запасным. В ходе обсуждения вопроса выяснилось, что при осуществлении первого варианта, попадание радиоактивности в гидросистему Каслинско-Кыштымских озер было наиболее вероятным. Во многом это обуславливалось тем, что озеро Синара находилось в самой верхней точке каскада озер. Озеро Кызылташ, наоборот, в самой низкой его точке, и в случае аварии в другие озера самотеком радиоактивная вода попасть не могла.

Понятие «экология» вряд ли было известно руководителям Программы № 1. Однако именно разумный экологический подход, оценка многих вероятных факторов негативного воздействия на окружающую среду атомного производства в последний момент изменили мнение руководителей Первого главного управления и Курчатова о месте размещения промышленного атомного производства.

Начальник Челябметаллургстроя Я. Д. Рапопорт получил указание передислоцировать строителей в район недалеко от Кыштыма.

Берия хорошо знал Рапопорта. Родился Яков Давидович в 1898 году в Риге. Закончил шесть классов Рижского реального училища и три курса Воронежского университета. В партию большевиков вступил в 1917 году. После Октября — работа в органах ЧК—ОГПУ Воронежа, Ростова, Москвы. В 1931 году направлен на Беломорканал заместителем начальника стройуправления. Зарекомендовал себя хорошо, награжден орденом Ленина и через год назначен заместителем начальника строительства каскада Волга—Москва по лагерю, одновременно — зам. начальника ГУЛАГа НКВД СССР. В 1940 году Рапопорт — начальник Главпромстроя. В первый год Великой Отечественной войны — начальник третьего управления третьей саперной армии, которая была в 1943 году переброшена на строительство, Нижне-Тагильского металлургического завода, а сам Рапопорт стал начальником Тагилстроя, заместителем начальника Главпромстроя. Свободно владел немецким, латышским и французским языками. Он всегда работал на крупнейших строительных объектах и, в ограниченные сроки организуя работу огромного числа заключенных, добивался выполнения правительственных заданий.

Сапрыкин давно присматривался к начальнику строительного района, № 1 Челябметаллургстроя (так тогда назывались строительные управления) Дмитрию Кирилловичу Семичастному. Молодой, энергичный, получил ценный опыт строительства в кратчайшие сроки вспомогательных объектов, на которые всегда выделялось по минимуму материальных и людских ресурсов. Не подвел капитан Семичастный и на строительстве ТЭЦ, первая очередь которой к ноябрю 1945 года была уже в строю. Семичастный был назначен начальником нового, одиннадцатого строительного управления.

Заместителем Семичастного был назначен Георгий Ефимович Фролов, работавший до этого начальником 15-го строительного отряда. Заместителем по снабжению стал бывший заместитель начальника 4-го строительного района М. Звонарев. С должности главного бухгалтера стройрайона № 3 на аналогичную должность к Семичастному был переведен И. В. Патратий.

За три последних дня октября уволили с прежних мест работы и зачислили в штат одиннадцатого строительного района около ста человек. Среди них были: заместитель главного механика по энергетике стройрайона № 11 Н. Т. Медведев, зам. главного механика по строймеханизмам В. П. Черненок, старший прораб И. Я. Клочко и другие.

Первая небольшая группа строителей во главе с Д. К. Семичастным на «коломбине» (грузовой автомобиль с деревянной будкой для перевозки людей) в начале ноября 1945 года выехала на железнодорожную станцию Тюбук, недалеко от Верхнего Уфалея. Из-за сильных снегопадов дороги оказались в непроезжем состоянии и путь на площадку Сунгуль был закрыт.

На четвертый день строителей отозвали в Челябинск. Оказалось, что от варианта Тюбукской площадки по известной причине руководство Главпромстроя отказалось.

Через несколько дней выехали вновь, уже на новую площадку, через Касли под Кыштым. С большим трудом глубокой ночью по заснеженному бездорожью добрались до конечного пункта, расположенного на южном берегу озера Кызылташ. Временный ночлег нашли в оставшихся от колхоза «Смычка» четырех маленьких домиках, где жили старики со своими внучатами. Хозяева спали на русских печах, а строители на полу.

Утром вместе с изыскателями вышли на площадку, выбранную для сооружения первого промышленного атомного реактора. С геодезической вышки осмотрели местность. Уральская тайга была прекрасна под ярким зимним солнцем.

Для размещения первых партий строительных рабочих были арендованы животноводческие постройки подсобного хозяйства Теченского рудоуправления. Помещения эти были очищены, утеплены и в них устроены двухъярусные деревянные нары. В гусятнике оборудовали медицинский пункт.

Горячая пища вначале готовилась на временных кухнях около жилья, чуть позже в армейских походных кухнях и доставлялась к местам работы строителей.

Для проживания первой группы инженерно-технических работников были утеплены открытые веранды небольшого здания летнего пионерского лагеря Кыштымского механического завода.

Для перевозки дров, первых партий стройматериалов на стройку своим ходом пришли из Челябинска три тяжелых танка «ИС» — («Иосиф Сталин»), со снятыми боевыми башнями и без вооружения. Однако использование танков как транспортных средств оказалось неэффективным. Они постоянно проваливались и застревали в болотах, скрытых снежными сугробами. Не всегда была виновата зима, иногда танки выходили из строя из-за отсутствия добросовестного технического обслуживания. Когда это удавалось доказать, виновные привлекались к уголовной ответственности, над ними устраивались показательные суды.

Скоро танки заменили гужевым транспортом. Из Челябметаллургстроя на строительную площадку перебазировали один из конных парков.

Все более возрастающие потребности в массовых перевозках грузов и людей не могли быть удовлетворены из-за бездорожья. Во всей округе тогда не было ни одной дороги с твердым покрытием, отсутствовала железная дорога. Редкие проселки даже маленький дождь делал непроходимыми, а весной по ним можно было проехать только на тракторах.

10 января 1946 года на стройку приехал генерал Кома- ровский. Вместе с начальником третьего строительного района Челябметаллургстроя Ф. А. Круповичем он выехал на станцию Кыштым. Начальник Главпромстроя показал Круповичу место примыкания будущей железнодорожной ветки к Южно-Уральской железной дороге и приказал до мая 1946 года построить ее. На вопрос начальника строительного района: «Где проекты?» Комаровский усмехнулся и сказал: «Если бы были проекты, не нужен был бы и Крупович».

Через неделю под Кыштым из Челябинска перебросили практически весь третий строительный район, специализирующийся на строительстве железнодорожных путей.

Вместе с Круповичем на новую стройплощадку выехал его заместитель Иосиф Ефимович Вавилов — человек во многих отношениях примечательный. Еще в царской армии он был подполковником саперных войск. Всю жизнь строил дороги. В трудных ситуациях умел найти оптимальное решение и твердо провести его в жизнь. Имел феноменальные способности в устном счете. Да такие, что не успевали за ним считать на арифмометрах и логарифмических линейках.

Длительное время на строительстве железнодорожной ветки не было главного инженера. Фактически эти функции выполнял сам Крупович, а организаторская работа ложилась на Вавилова, и он ее выполнял успешно. Позднее Вавилов стал начальником третьего строительного района и проработал в этой должности до ухода на пенсию.

Всеобщее восхищение вызывал начальник производственно-технического отдела строителей-железнодорожников Оскар Эммануилович Борнеман. Это был проектировщик железных дорог, что называется, от бога. Еще до Октябрьской революции он работал в Управлении Рязано-Уральской железной дороги и являл собой пример той старой русской технической интеллигенции, о которой многие слышали, но которую мало кто видел.

Настоящим профессионалом и человеком был Густав Яковлевич Шауфлер, работавший на, казалось бы, рядовой должности инженера-диспетчера. Блестяще образован, знал в совершенстве немецкий и английский языки. Отличался ярко выраженным инженерным мышлением, что позволяло ему быть фактическим руководителем сразу двух отделов — планового и диспетчерского.

В первом десанте строителей-железнодорожников выехал начальник участка Иван Семенович Каракозов, инженер производственно-технического отдела Отто Фридрихович Горст, прораб Анатолий Васильевич Зелинский и другие.

В первом эшелоне отправились на новую стройку наиболее известные старшие прорабы Иван Иванович Кригер и Юрий Рудольфович Каменец. За годы войны, работая на строительстве Челябинского металлургического завода, из десятников они выросли до прорабов, отличались умением организовать труд больших масс людей на тяжелых земляных работах.

Вместе с лучшими специалистами на стройку прибыл целый эшелон со всем необходимым: шпалами, стрелочными переводами, рельсами, вагонетками, тачками, носилками, взрывчаткой, инструментом и другими материалами. Встретившись с начальником отделения дороги и руководителями всех служб дистанции пути, Крупович и Вавилов сумели быстро договориться о начале работ.

В конце февраля 1946 года на заснеженные поляны и перелески под Кыштымом легли следы строителей-железнодорожников. Впереди шли геодезисты, отыскивая репера изыскателей и делая разбивку полотна. Днем выполнялись работы по изысканию, а ночью — по проектированию отдельных участков. Размещалась эта группа и руководство строителей дороги на втором этаже пожарной команды города Кыштыма.

Одновременно готовились жилые помещения для строителей и хозяйственные постройки. Для жилья строились полуземлянки, ставились палатки. Строительные части прибывали непрерывно, доводили до готовности жилье и на второй—третий день выходили на трассу. За ними двигались лесорубы, корчеватели, взрывники.

Условия возведения железной дороги были исключительно тяжелыми. Дополнительные сложности вызывали суровая и снежная зима, пересеченная местность и непростая геология на трассе пути. На короткое расстояние грунт перемещался на одноколесных тачках. На большие расстояния — из выемки в насыпь — ручными вагонетками «Коппель» по переносным узкоколейным путям. Ни одного экскаватора или бульдозера на трассе не было.

Основной рабочей силой стали военные строители. Часть из них была участниками войны. По разным причинам они не подлежали демобилизации и службу продолжали на стройках особого назначения. В основном, это были, как говорят, люди в возрасте. Многие из них имели рабочие специальности, некоторые — строительные. А те, кто не работал ранее на стройке, быстро переучивались и успешно осваивали новую специальность.

Кроме военных строителей, в 1946—1948 годах было много прикомандированных рабочих-строителей из числа бывших трудмобилизованных военного времени. Как правило, это были высококвалифицированные строители. Их труд получил высокую оценку, отмечен правительственными наградами. Работали самоотверженно, круглосуточно. Обильный весенний паводок на время выбил строителей из графика и приходилось наверстывать упущенное.

Никаких путеукладочных или балластировочных машин, без которых сегодня невозможно представить строительство устойчивого пути, не было. Развозили шпалы и рельсы вручную вагонеткой, с ручной раскладкой по земляному полотну и пришивкой костылями. Более того, подъем пути из-за нехватки путевых домкратов часто производился при помощи примитивного рычага из куска рельса и подложенных под него чурок, напиленных из шпал.

Весной 1946 года мощным паводком разлилась речка Угрюмовка, ставшая серьезной преградой на строительстве первой железнодорожной ветки от Кыштыма до разъезда «А». Местами ее ширина достигала 20 метров, а глубина — больше двух.

Сегодня некогда грозная водная преграда превратилась в небольшой ручеек, протекающий по дну большой лощины, густо заросшей ольхой и камышом. Но весной 1946 года это был мощный поток, для перехода через который нужен был настоящий железнодорожный мост. Его поставили на деревянные свайные опоры, с пролетными строениями из металлических двутавровых балок, строители во главе с прорабом Ю. Р. Каменцом.

В 1958 году пятипролетный мост на реке был заменен трехпролетной железнодорожной конструкцией.

Около озера Малая Нанога построили разъезд «А», одна ветка которого шла на промплощадку «Озеро», а другая — в город. Постепенно разъезд стал обрастать дополнительными объездными путями и тупиками, превращался в сортировочную станцию. На тупиках одновременно строились склады цемента, леса, горюче-смазочных материалов. Таким образом, там образовалась центральная база материально-технического снабжения строительства.

До конца 1946 года и в течение 1947 года были построены ветки до города и на промплощадку. Строились городская станция, пассажирский вокзал, ремонтное депо. Временный железнодорожный путь был проведен в центр города, где сегодня находится проспект Победы, на каменный и песчаный карьеры.

На стройку все больше поступало землеройных механизмов, компрессоров с отбойными молотками, бурильных машин для взрывных работ, грузовые мотодрезины. Дела пошли быстрее. С другой стороны, значительно возрос объем грузоперевозок, а, следовательно, и работы по службам движения, эксплуатации и ремонту железнодорожных путей. Поэтому в структуре Управления строительства создали отдел железнодорожных перевозок. Его начальником стал Константин Григорьевич Лодейников, очень скоро его сменил Николай Вениаминович Гашков, потом В. П. Мудель. Позже на базе отдела был организован железнодорожный цех в составе химкомбината «Маяк».

Не менее интенсивно с весны 1946 года велось строительство автомобильных дорог. Вскоре появились первые так называемые лежневые дороги, рассчитанные на автомашины грузоподъемностью до трех тонн. Эти деревянные дороги стали единственным средством, позволявшим наладить сносное движение автотранспорта даже в весеннюю распутицу и осеннее бездорожье.

В связи с тем, что общая ширина лежневой дороги рассчитана на проезд только одной машины, для разъезда со встречным транспортом через каждые 400—500 метров строились расширенные участки сплошного настила — разъезды. Сплошные деревянные настилы строились и на территориях автобаз, на улицах, подъездах к учреждениям, магазинам, складам. «Главная лежневка» связывала между собой жилищный поселок (ИТР-городок), промплощадку и разъезд «А». Последней из «магистральных» лежневок была дорога от города до совхоза имени Ворошилова (ОНИС).

Лежневые дороги требовали аккуратной эксплуатации и ремонта, иначе становились опасными. Этим занимался дорожно-эксплуатационный участок третьего стройрайона. Им руководил Иван Яковлевич Ермоленко.

Постройка такого количества деревянных дорог потребовала и большого количества леса. Но другого выхода не было. В послевоенные годы лес считался одним из самых дешевых и доступных материалов. Цемент был одним из самых дефицитных материалов, так как шел на восстановление разрушенного войной народного хозяйства. Для добычи камня и дробления щебня не было оборудования.

Массовое строительство лежневых дорог себя полностью оправдало. Оно обеспечило возможность в кратчайший срок развернуть широкий фронт строительных работ на промплощадке.

Вслед за железной дорогой и лежневой, в 1948 году стали строить бетонную дорогу между городом и промплощадкой. Ранее она появиться не могла, в связи с тем, что по действовавшим в те годы нормам, устройство твердого покрытия на насыпных участках земляного полотна разрешалось не ранее, чем через год после его отсыпки. Это было обусловлено расчетом на достаточную естественную усадку грунта, так как имевшимися тогда механизмами было трудно обеспечить качественное его уплотнение. По этой причине укладку первых кубометров бетона в полотно дороги начали только летом 1948 года на участке, отсыпка которого была произведена в 1947 году.

Экспериментальный участок для этого выбрали на окраине поселка. Для дорожных строителей это было большим событием. Никто из них до этого не строил бетонных дорог и даже никогда не видел их.

К прибытию первых машин с бетоном на экспериментальный участок собрались работники Управления строительства, ГСПИ-11, представители госхимзавода и просто любопытные.

Когда была забетонирована и заглажена первая трехметровая полоса длиной 30—35 метров, О. Ф. Горст позвонил по телефону начальнику строительства генералу М. М. Царевскому, который тут же, бросив все дела, примчался на своем вездеходе. Приехал не один, а с генерал-полковником В. В. Чернышовым, первым заместителем министра внутренних дел. Любуясь хорошо заглаженной поверхностью только что уложенного бетона, Михаил Михайлович воскликнул:

— Вот это да! Вот это будет настоящая дорога! Ездить по ней будем с ветерком! Только не открывайте движение без моего разрешения!

Вскоре после окончания строительства дороги из соцгорода на промплощадку пришла очередь бетонирования улиц и тротуаров растущих жилых поселков № 1 и 2.

С первых дней стройки очень остро встала проблема электроснабжения. Приходилось сидеть при свечах, пока не заработала передвижная электростанция мощностью пятьдесят киловатт. Она была установлена около здания полуразрушенной кузницы колхоза «Смычка». Ток от дизельной электростанции использовался для освещения общежитий рабочих и ИТР.

Через несколько дней с помощью передвижки ожили моторы со станками для обработки лесоматериалов — распиловки их на доски, обрезку, сверление. Но даже для первого подготовительного этапа освоения стройплощадки нужны были более мощные источники электроснабжения. Попытки найти их неподалеку закончились безрезультатно.

Ближе всех находилась линия электропередач в тридцать пять киловатт. Она проходила вдоль железной дороги Кыштым—Аргаяш. Подключиться к ней в условиях небывалых морозов, глубочайшего снега и бездорожья не представлялось возможным.

В январе 1946 года на стройплощадку прибыл первый военно-строительный батальон. Ночью солдаты поротно грелись в рабочем общежитии-бараке, а наутро стал расти городок из утепленных палаток. Солдатам первой роты повезло больше всех — им было отведено помещение бывшего летнего пионерского лагеря.

Офицеры строительных частей вместе с семьями разместились на частных квартирах в Кыштыме, каждый день совершая утомительные поездки на озеро Кызылташ и обратно в Кыштым.

Солдаты других батальонов приспособили для жилья землянки, оставшиеся от учебного лагеря военного времени. Офицеры с семьями поселились на частных квартирах в расположенном неподалеку селе Метлино.

Тогда же, в январе сорок шестого, в Кыштыме формировалось Управление военно-строительных батальонов. Отделом кадров Уральского военного округа сюда была направлена группа офицеров. Непривычными и нелегкими были первые месяцы службы и работы для них, не имевших строительных специальностей.

Военно-строительные батальоны имели большую численность, которая доходила почти в каждом батальоне до тысячи человек. Они работали на многих разбросанных на большой территории объектах, что затрудняло управление строительными частями. Большая часть военных строителей была направлена на лесозаготовки на станции Тюбук и Верхний Уфалей.

В первые дни при обработке поваленных сосен солдаты срывались со стволов в снег и проваливались в него с головой. Потребовались усилия офицерского состава и администрации лесозаготовительного района по организации работ и соблюдению техники безопасности. До железнодорожной станции лес перевозили на лесовозах, по расчищенному в снегу коридору, высота которого доходила порой до четырех метров.

В начале апреля две тысячи солдат пешком прибыли с лесозаготовок на строительство. Их разместили в длинных землянках: каждая длиной около 60 метров. Однако, для постоянного проживания они не годились. Поэтому приступили к строительству жилого городка для солдат. До первого июля необходимо было построить двадцать семь казармполуземлянок и двенадцать деревянных зданий. Параллельно строились еще три военных городка и больничный городок в будущем городе.

Несмотря на то, что все работы, начиная от распиловки бревна на доски, велись вручную, при помощи дедовских приспособлений и инструментов, строительство объектов шло быстрыми темпами. Очень многое зависело от слаженной работы сотен плотников. У многих из них главный инструмент — топор, хранился под подушкой, так как у каждого топора свой почерк...

Особенно тяжело было строителям в апреле и мае 1946 года. Вся территория на строительных объектах стала почти непроходимой, слой чернозема после таяния снега превратился в сплошное месиво. Люди передвигались, вытаскивая из грязи поочередно то одну, то другую ногу. Занятым переноской грузов было особенно тяжело. Многие солдаты после работы приходили в землянку, ужинали, падали на нары и тут же засыпали.

Гражданские инженерно-технические работники зимой размещались на утепленных летних верандах пионерского лагеря на озере Кызылташ. Веранду делили на две половины, в каждой было по одиннадцать кроватей и одной печке. На тесноту мало кто обращал внимание. После ненормированного рабочего дня на сильном морозе, люди были рады теплу. Но долго так продолжаться не могло.

11 марта 1946 года по указанию начальника 11-го строительного района старший прораб И. Я. Клочко был направлен с промплощадки в село Старая Теча готовить базу для строительства города.

Он и еще три человека взяли подводу, погрузили два ящика гвоздей, ящик стекла, бочку извести, инструмент и отправились начинать строить соцгород (тогда соцпоселок).

Снаряженная подвода по заснеженной пешеходной тропинке, протоптанной по скованному льдом озеру Кызылташ, к обеду добралась до Старой Течи. Однако первостроители в гостеприимстве жителей деревни ошиблись. Жили здесь бедно, домики маленькие, постояльцев разместить было негде. Дали им место сначала в дощатом сарайчике на территории корундовой фабрики: холод стоял там такой, что вода замерзала даже днем. Переехали в кирпичный дом, но и там было немногим теплее.

Директором фабрики работал довольно пожилой мужчина, со своеобразным характером, Д. И. Югов. Встретил он первопроходцев недружелюбно, даже не позволил пользоваться телефоном.

На другой день после приезда оборудовали жилье для основного отряда строителей. Клочко все-таки дозвонился до Семичастного, рассказал ему о положении дел и вскоре увидел на заснеженной поверхности озера двигающуюся змейкой черную полоску — шло пополнение.

Прибыло тридцать человек с инструментом и сухим пайком. Началось оборудование жилья в сараях корундовой фабрики и Старой Течи. После разговора с Семичастным Клочко принял и занял все помещения фабрики, а потом и домики по косогору поселка рудоуправления. Единственное его одноэтажное кирпичное здание было занято отделами управления строительства.

Весной 1946 года гражданские руководители строительства переехали на частные квартиры в поселок Старая Теча, расположенный за демидовской плотиной. Помещение бывшего цеха корундовой фабрики, где выпускали наждак «минутник», быстро переоборудовали под баню, долгое время единственную для строителей и работников завода.

Остро давал о себе знать недостаток хлеба. После долгих поисков нашли развалившуюся хлебопекарню в Кыштыме. Из-за отсутствия дорог, за хлебом строителям приходилось ходить пешком с озера Кызылташ в Нижний Кыштым. А это почти десять километров.

15 мая 1946 года Рапопорт издал приказ о начале строительства линии электропередачи (ЛЭП) мощностью в 110 киловатт от Кыштыма до промплощадки. Даже на общем напряженном фоне разворачивающегося строительства сооружение ЛЭП-110 отличалось повышенной срочностью. Линию электропередач протяженностью 13 километров, проходившую по сложной лесистой пересеченной местности, предстояло построить всего за месяц — к 15 июня. Для того, чтобы ускорить сооружение ЛЭП-110 четыреста военных строителей разместили в палатках на протяжении всей трассы. Специальная техника практически отсутствовала, поэтому большинство трудоемких работ приходилось выполнять вручную. Вырубленный лес вывозил один лесовоз и две грузовые машины ЗИС-5. Основной тягловой силой оставался гужевой транспорт. На строительстве ЛЭП работало тридцать лошадей и два латанных-перелатанных трактора.

Ввиду особой неотложности и важности ЛЭП, начальник Челябметаллургстроя разрешил ввести десятичасовой рабочий день. Прибегли к испытанным не раз в то время формам материального поощрения, когда особо отличившимся работникам выдавали спиртное, табак, продукты питания. При строительстве ЛЭП израсходовали для поощрения строителей 150 литров спирта, 200 килограммов табака и 500 килограммов мясных и рыбных консервов.

ЛЭП-110 сдали к 15 июня 1946 года. К началу лета завершили строительство линии электропередачи Касли—городская площадка. Это дало возможность ускорить строительство поселка ИТР, состоявшего из бараков, и пустить в строй действующих первый магазин, столовую, больницу, клуб и т.д.

Заработало мощное деревообделочное оборудование, известковый карьер и первые механизмы известкового завода. Были построены временные здания автогаража и конных парков строительства.

В конце лета 1946 года на промплощадку доставили и смонтировали новое оборудование стационарной электростанции с дизелями в 600 лошадиных сил.

Все работы по строительству и эксплуатации электросетей осуществляла контора электросетей (КЭС), которую возглавлял сначала С. Ф. Иллик, а затем А. Л. Славинский.

Летом 1946 года на стройку направляется третий, самый мощный отряд строителей Челябметаллургстроя. В его составе прибыли бывший начальник Прокатстроя Д. С. Захаров, а также А. И. Ложкин, А. К. Грешное, Ф. М. Иванов, М. Т. Грушко, А. И. Кибальчич, П. П. Богатов, И. Л. Перельман, И. И. Гусаров и другие.

В сентябре 1946 года приехал член Политбюро заместитель Председателя Совета Министров СССР Л. М. Каганович. Он курировал тяжелую промышленность и регион Ура- ла. В Челябинске Каганович бывал довольно часто. После его посещения 11 октября 1946 года вышел приказ МВД о разделении строительства № 859 и Челябметаллургстроя. Начальником строительства № 859 был назначен генералмайор инженерно-технической службы Я. Д. Рапопорт, по совместительству с должностями начальника Челябметаллургстроя и Челяблага МВД СССР.

Первым заместителем начальника строительства № 859 и главным инженером стал инженер-полковник В. А. Сапрыкин, одновременно его освободили от обязанностей заместителя начальника и главного инженера Челябметаллургстроя.

Заместителем начальника строительства № 859 назначили капитана интендантской службы М. И. Каприэляна, работавшего до этого помощником Я. Д. Рапопорта.

Из состава Челябметаллургстроя на баланс нового управления строительства передавался ряд предприятий вместе с личным составом и материально-техническими ресурсами. Среди них:

1. Кирпичный комбинат в составе двух кирпичных заводов мощностью 50 млн штук кирпича в год с обязательством удовлетворить нужды Челябметаллургстроя в размере 30% от фактического выпуска и угольной шахты с добычей 50 тыс. тонн угля в год.

2. Известковый карьер на станции Федоровка (под Челябинском) мощностью 12 тыс. тонн в год с шахтой и напольными печами с обязательством удовлетворения нужд Челябметаллургстроя в известковом камне в размере 30% от. фактической его добычи.

3. Деревообделочный комбинат № 2, оборудование которого следовало демонтировать в двухнедельный срок и перевезти на строительство № 859.

Передавались четыре вертушки по сорок платформ каждая, шесть арендуемых паровозов и семьдесят вагонов.

Комбинату строительных материалов предписывалось выделять для нужд строительства № 859 шестьдесят процентов произведенных железобетонных изделий, алебастра, шлаковаты, песка, щебня и половину кислородных баллонов.

Вскоре демонтировали и направили на строительство № 859 авторемонтную мастерскую, ремонтно-механический завод, половину гвоздильного завода, центральную лабораторию Челябметаллургстроя, деревообделочного комбината № 1, строительные механизмы, 17 паровозов и даже 79 книг технической библиотеки.

Приказом МВД от 3 октября 1946 года на объектах нового строительства организован исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ). Лагерь был укомплектован заключенными, направленными ранее на стройку из Челябметаллургстроя и за счет нового пополнения, отфильтрованного «по статейному и физическому признакам». Заместителем начальника ИТЛ Управления строительства по лагерю назначили старшего лейтенанта К. М. Камаева. Заместителем Рапопорта по кадрам стал подполковник 3. П. Борисов, а по режиму и охране ИТЛ — подполковник Н. М. Буланов Начальником сельхозотдела стал старший лейтенант интендантской службы В. А. Поздняков.

Начальнику ИТЛ Челябметаллургстроя предписывалось передать во вновь организованный ИТЛ подсобные сельские хозяйства № 1 и 2 со всеми их основными и оборотными средствами и личным составом по состоянию на 1 октября 1946 года.

По окончании уборочной кампании 1946 года весь урожай этих подсобных хозяйств распределили пропорционально численности ИТЛ строительства № 859 и Челябметаллургстроя.

Новому лагерю передавалось 45% заготовленной овощной продукции на базах Челябметаллургстроя и такая же часть продовольствия и промтоваров, половина поголовья свиней, находящихся на откормочных пунктах при столовых, жилищных поселках, лагерных участках и на свинобазе; 1500 тонн картофеля и овощей нового урожая. Это было особенно важным в год тяжелейшей засухи, уничтожившей почти весь урожай. Достаточно сказать, что вместо предполагаемых 90 млн тонн, в 1946 году во всем СССР было убрано с полей всего около 18 млн тонн зерна.

Организация снабжения промышленными и продовольственными товарами, питание людей на огромной стройке, какой являлось строительство № 859, оказалось далеко не простым делом. Руководство строительства использовало распределение промышленных и продовольственных товаров с определенной целью — стимулировать труд людей и их отдачу на производстве.

Приказом от 25 июля 1946 года главный инженер строительства В. А. Сапрыкин определил меры поощрения для рабочих, несущих стахановские вахты, и ввел расчеты с заключенными по расценкам вольнонаемных. Через две недели главный инженер стройки ввел систему поощрительного питания для рабочих военно-строительных батальонов. Выполнявшие норму получали гарантированный паек, на сто двадцать пять процентов — дополнительное блюдо, на сто пятьдесят—сто семьдесят пять процентов — два дополнительных блюда и двести граммов хлеба, более двухсот процентов — три блюда и двести граммов хлеба.

Летом 1946 года на строительстве трудились рабочие десяти военно-строительных батальонов. Первым победителем социалистического соревнования в августе 1946 года стал 585-й батальон под командованием капитана Гриценко. Ему вручили переходящее Красное знамя и денежную премию в восемь тысяч рублей.

В первые послевоенные годы практически невозможно стало купить простые, но необходимые товары. В качестве поощрения передовикам производства выдавались ордера на покупку сукна, сапог, часов, шапок, галош. Женщины очень радовались, когда появлялась возможность купить отрез вуали, блузку, комбинацию.

В ноябре 1946 года соревнование приняло такой размах, что руководство стройки признало целесообразным организовать центральный штаб трудового соревнования.

В июле 1947 года штаб ввел стахановскую книжку для рабочих, систематически выполнявших норму выработки на двести и больше процентов. Стахановская книжка давала право на получение промышленных товаров за наличный расчет без взимания промтоварных купонов на сто рублей ежемесячно. Стахановец имел право на ежедневное получение ста граммов водки и двадцати пяти штук папирос.

Вольнонаемные, солдаты-сдельщики военно-строительных батальонов, спецпереселенцы, рабочие стройотрядов, имеющие стахановские книжки дополнительно ежемесячно могли получить четыре с половиной килограмма мяса или рыбы, шестьсот граммов жиров, полтора килограмма рыбы, пятнадцать килограммов овощей и шесть литров молока.

Параллельно с рабочими в денежной и натуральной форме премировались инженерно-технические работники.

По укоренившейся традиции тридцатых годов постоянно проводились стахановские и трудовых вахты. Активное участие в них принимали комсомольско-молодежные бригады, первые из которых появились на стройке в августе 1947 года. Наибольшую известность приобрели бригады плотников Вошивко, Панкова, Ершова, Кучеренко и другие. Лучшим из комсомольско-молодежных бригад вручалось Красное знамя, Почетная грамота и премия от двух до пяти тысяч рублей.

Обеспечение промышленного и городского строительства всеми необходимыми строительными материалами возлагалось на деревообделочный комбинат (ДОК). Территорию ДОКа огородили колючей проволокой. Здесь работали заключенные.

В сентябре 1946 года в распоряжение начальника строительства приехала группа специалистов ДОКа № 1 Челябметаллургстроя, которые стали ядром коллектива.

Первым директором деревообделочного комбината стал Николай Маркович Михайлов. В молодые годы он работал в Китае на дипломатическом поприще, затем его перевели на Соловки, где еще с двадцатых годов находился лагерь для заключенных. После работы там Михайлов стал начальником зоны и направлен на Южный Урал вместе со спецконтингентом. Всего через два месяца Николая Марковича перебросили руководить известковым хозяйством строительства.

Новым директором ДОКа назначили Моисея Михайловича Бута. Через три года выяснилось, что он является наследником крупного состояния в США. Моисей Михайлович отказался от наследства в пользу государства, но город вынужден был покинуть и уехать в Свердловск.

Начинать производственную деятельность приходилось как в самые тяжелые месяцы войны. Пилорамы и деревообрабатывающие станки работали под открытым небом. Одновременно возводились стены и крыши новых цехов.

Лес поступал с Тюбукского лесозаготовительного участка, из Хабаровска и Иркутска. Вследствие отсутствия железобетона, из дерева изготовлялись все строительные конструкции: балки перекрытий, детали сборных деревянных крыш, шпалы, двухквартирные коттеджи, двухэтажные восьмиквартирные брусчатые дома, передвижные деревянные автобусные остановки, половые доски. Изготовляли много бондарных изделий: бочки, кадки, чаны емкостью от 25—50 литров до двадцати кубических метров. Десять краснодеревщиков, специалистов высшего класса выпускали отличную мебель.

Этой мебелью были оборудованы самые ответственные помещения на промплощадке, в том числе «пятнадцатые комнаты», откуда осуществлялось управление атомным реактором.

Среди тех, кто первыми приехали работать на ДОКе, были Артур Яковлевич Гартун, Виктор Андреевич Бруннер, Федор Карлович Гизе, Давид Васильевич Баскаль, Теодор Августович Шинк, Роман Васильевич Геккель, братья Герман, Александр Яковлевич Ганичер, Теодор Андреевич Шмидт.

Руководители строительства весь 1946 год активно занимались возведением ремонтно-механического завода. Еще зимой закладывались здания слесарно-механического цеха, кислородного завода и литейки. В июне было определено, что рабочей силой на заводе будут спецпереселенцы и осужденные. Спецпереселенцы переводились с ремонтного завода Челябметаллургстроя в количестве более ста человек.

Вся подготовительная работа по комплектованию кадров, оснащению завода станками, механизмами, инструментом возлагалась на главного инженера ремонтного завода Челябметаллургстроя Терещенко. Он был рекомендован на должность директора ремонтно-механического завода, но в последний момент назначили Василия Петровича Дунаева.

Весной 1946 года большую территорию обнесли двухрядным забором из колючей проволоки. Она занимала нынешний проспект Ленина от первой столовой до драматического театра.

Не дожидаясь окончания строительства РМЗ, с июля начинают прибывать ИТР и рабочие-спецпереселенцы из Челябинска. Инженерно-технические работники разместились на частных квартирах в Кыштыме. Рабочих поместили в бараки.

26 октября 1946 года состоялось рождение ремонтно-механического завода. Приказом Я. Д. Рапопорта для наилучшей организации работ по обслуживанию механизмов и создания ремонтной базы строительства был организован ремонтно-механический завод. Главным инженером назначили Владимира Александровича Шушерина, главным механиком — Эдвинга Ричардовича Дегеринга, начальником кислородного завода — Германа Филипповича Ломпрехта, начальниками цехов — Александра Генриховича Книппенберга, Рудольфа Александровича Фрибуса, Гаари Андреевича Райта, Эдмунда Гуговича Петера, мастерами — Артура Франсовича Изаака, Александра Яковлевича Штерна и других.

Осенью 1946 года здание слесарно-механического цеха представляло собой двухпролетную кирпичную коробку без крыши и ворот. В восточной части размещалась двухэтажная пристройка (первый этаж без пола). В западной части коробка разделена капитальной стеной. Это был кузнечнопрессовый цех.

Главный механик РМЗ Э. Р. Дегеринг создал при своем отделе монтажную группу для разгрузки, транспортировки и монтажа оборудования. Возглавил эту группу Н. Нейфельд. Она, в основном, состояла из заключенных. Для работы в ночное время часть их была расконвоирована. Работа велась круглосуточно. Больше суток оборудование на разгрузочной площадке не находилось. Днем станки весом от одной до пяти тонн затаскивали в цех на катках с помощью ломов. Ставили их на фундамент, используя домкраты и лебедки.

Первыми были смонтированы и сразу же стали давать продукцию токарно-винторезные станки с ременным приводом. Заработала кузница, где были установлены коксовые нагревательные печи и кузнечные молоты.

С августа 1946 года начался выпуск продукции: запасных частей для строительных машин, болтов для опалубки, строительных скоб, фланцев, кирок, ломов, кувалд.

В октябре, под открытым небом, заработала сборочная площадка котельно-сварочного цеха.

Отсутствие малой механизации на строительстве стало заметно тормозить земляные и бетонные работы. Кроме лопат, носилок, кирок и кувалд у строителей ничего не было. Главный инженер стройки В. А. Сапрыкин и главный механик Д. П. Милонов основную деятельность РМЗ направили на выпуск средств малой механизации: одноколесных металлических тачек, тачек «Рикша», скиповых подъемников, вагонеток, волокуш, а позднее кабель-кранов.

Продукция РМЗ пользовалась огромным спросом. Иногда дело доходило до воровства изделий с территории завода. Однажды утром начальнику котельного цеха Э. Г. Петеру доложили о похищении двух десятков тачек «Рикша», которые даже не успели доделать до конца. Похитителей это не остановило. Петер пошел доложить о краже директору завода. На пути в заводоуправление его перехватил посыльный, посланный за Петером директором.

Разъяренный Дунаев разразился отборной бранью, обозвал Петера фашистом, вредителем. Пообещал, что перед тем, как отдать под суд, посадит его в тачку и прокатит за машиной несколько километров. Выбрав паузу между ругательствами Дунаева, Петер сообщил, что он как раз шел к нему с докладом о хищении тачек. Выдержка и самообладание Эдмунда Гуговича отвратили большую беду: в те годы не очень разбирались, кто прав, кто виноват.

Зимой 1946—1947 годов завод работал в тяжелых условиях. По-прежнему не было крыши, отопления, стекол. Чтобы закрыться хотя бы от снега, вместо крыши положили доски, застеклили рамы. Для того, чтобы можно было работать во всех помещениях, у каждого станка дымились мангалы. Даже днем в цехе было темно от дыма и газа. К концу рабочего дня рабочих качало от отравления.

После десятичасового рабочего дня спецпереселенцы и рабочие строительных отрядов приходили в холодные, наспех построенные бараки, в центре которых стояли металлические бочки-печки. Стены промерзали и покрывались льдом. С крыш текло. Одежда всегда мокрая, питание очень скудное, карточная система еще не была отменена. Им не выдавалось на руки никаких документов, удостоверяющих личность. Еженедельно, а позднее ежемесячно рабочие ремонтно-механического завода являлись к коменданту для отметки. Удостоверялись таким образом, что ты не сбежал и все еще жив. Вся переписка вскрывалась. Не выдерживая суровых условий жизни, некоторые спецпереселенцы и стройотрядовцы сбегали. Их находили и сурово наказывали. Даже за недоносительство людей осуждали на срок до десяти лет.

Несмотря на все это, рабочие трудились самоотверженно, отдавая стройке все, на что способен человек. Когда потребовалось большое количество штампов, выяснилось, что ручной станок для их изготовления всего лишь один. Чтобы ликвидировать дефицит штампов, создали из осужденных группу в двенадцать человек, которые, непрерывно подменяя друг друга, выполняли эту работу. Даже премиальные хлеб и водку приносили к ним на рабочее место. Рядом с бригадой расположили духовой оркестр, беспрерывно игравший бравурные марши.

Многие спецпереселенцы, работавшие в Челябметаллургстрое и оттуда приехавшие на новую стройку, были разлучены с семьями. Понимая, что их привезли сюда не в командировку, а надолго, они хотели, чтобы их семьи приехали к ним. Администрация строительства не возражала против приезда семей, но и жильем не обеспечивала. Началось массовое строительство землянок, сараек, домиков. Материал для строительства шел любой. Скоро выросли целые поселения, которые называли «шанхаями», «нахаловками». Это было не случайно.

Проводившаяся в первые годы политика в области жилищного строительства исходила из того, что для самих строителей капитальное жилье возводить нет необходимости. Министр внутренних дел СССР генерал-полковник С. Н. Круглое, приезжая на стройку, подвергал жесткой критике ее руководителей за то, что по его мнению, они слишком много сил тратили на создание хотя бы минимальных жилищных условий, в ущерб промышленному строительству.

Министр постоянно подчеркивал, что строители пришли сюда всего на несколько лет для того, чтобы возвести завод и два небольших рабочих поселка, в которых должны жить работники завода. Постоянное жилье — для эксплуатационников, временное — для строителей, — такова была стратегия в жилищном строительстве, которую определили Спецкомитет и Первое главное управление. Такой подход диктовался отсутствием материальных ресурсов в тот послевоенный период и установкой на создание небольшого компактного производства.

Строить в первые год—два капитальные здания было не из чего. Основные строительные материалы — цемент и кирпич — были привозными и направлялись прежде всего на строительство завода. Без создания собственной базы для производства стройматериалов нельзя было рассчитывать на хотя бы частичное решение жилищной проблемы.

Собственно, город начал строиться не сразу. Сначала под жилье были приспособлены уже имеющиеся постройки на озерах Кызылташ и Иртяш. В них разместились те, кто приехал с первым десантом изыскателей и строителей. Вслед за этим началось строительство военных городков. По мере готовности в них размещались военно-строительные батальоны. Одновременно значительная часть вольнонаемных и офицеров поселилась на частных квартирах в Кыштыме и Метлино. Очень быстро были построены зоны для заключенных, как на промплощадке, так и в городе. Значительную часть строителей составляли спецпереселенцы и расконвоированные заключенные — рабочие строительных отрядов. Для них строились бараки за демидовской дамбой, за поселком Старая Теча и на территории, примыкающей к деревообделочному комбинату.

За первый год строительства, несмотря на небывалые холода, абсолютное бездорожье, весеннюю и осеннюю распутицы, отсутствие нормальных жилищных и бытовых условий, полуголодную жизнь, была проделана огромная работа.

В уральской тайге работали уже тысячи людей, когда девятого апреля тысяча девятьсот сорок шестого года вышло постановление Совета Министров СССР. В нем определялся весь комплекс мер по обеспечению пуска в строй действующих завода № 817, конечной продукцией которого должен был стать металлический плутоний — взрывчатка для атомной бомбы.

Правительство поручило изготовление оборудования для первого промышленного реактора лучшим машиностроительным заводам: Ижорскому, имени М.Фрунзе (г. Сумы), Кировскому, Большевик (Ленинград), Уралхиммаш (Свердловск), имени М.И.Калинина (Москва), имени Орджоникидзе (Челябинск) и другим.

Под это оборудование и должны были вестись строительные работы, причем реакторов намечалось строить не один, а два. Первый, экспериментальный промышленный атомный реактор небольшой мощности должен был служить тренажером для отработки всех технологических операций. С учетом опыта его работы затем намечалось строительство основного промышленного реактора.

Решением Совета Министров под промплощадку отводилась территория площадью 1219 гектаров, определялись организации, обеспечивающие материально-техническое снабжение предприятия, давались поручения членам правительства по формированию коллектива работников завода № 817.

В ноябре 1946 года разработали структуру заводоуправления. Тогда же определили объекты первой очереди завода. В нее вошли ремонтно-механический завод, водное хозяйство (объект 22), здание 1 (первый промышленный реактор), здание 101 (радиохимический процесс выделения плутония), здания 109, 110 (получение металлического плутония — конечной продукции, «начинки» атомной бомбы), кислородная станция, тепловая электроцентраль (ТЭЦ) и другие.

После утверждения общезаводской структуры в Москве, началась кропотливая работа по подбору кадров.

Тысяча девятьсот сорок шестой год, первый в истории города Озерска, принес много испытаний строителям и работникам завода. Но главные трудности были впереди. Надвигались решающие события.

Новоселов В. Н., Толстиков В. С.

Златоустовские традиции

Златоустовский завод был основан в  1754  году тульскими промышленниками братьями Мосоловыми. Свое красивое имя завод получил в честь одного из трех святителей православной церкви, святого Иоанна Златоуста. Докладывая правительству о начале строительства, заводчики пророчили заводу славное будущее: «И на том, мною вновь обысканном на реке Аю, удобном заводском месте, оной железной завод… с Божью помощью, с крайним поспешением, строится… от которого заводу происходить будет государственная и всенародная польза». Переплавляя в доменных печах железные руды, месторождения которых окружали завод, заводчики получали чугун, служивший сырьем для получения кричного железа.

В 1769 году Мосоловы продали Златоустовский завод тульскому 1‑й гильдии купцу Лариону Лугинину. Купив у графа Строганова Саткинский завод, находившийся по соседству, а также обширные земельные участки, Лугинин задумал создать собственную горнозаводскую империю с центром в Златоусте. Из заводов, отстроенных купцом Лугининым и ставших в 1811 году государственными, в  1815  году был создан казенный Златоустовский горный округ, включавший в себя, наряду со Златоустовским, Саткинский, Кусинский, Миасский и Артинский заводы. На  этих предприятиях плавили железо и медь, производили крестьянские косы, топоры и лопаты, слесарные инструменты, а также корабельные якоря.

Продукция заводов доставлялась в центр России водным путем. Поскольку река Ай была судоходна только в весеннее половодье, все произведенное в течение года складировалось в ожидании навигации. На  заводских верфях строили целые флотилии речных барок. Караваны барок сплавлялись по системе рек: Ай – Уфа – Белая – Кама – Волга. Затем команда, превратившаяся в бурлаков, вела барки по  системам рек, озер и  каналов до  Москвы или Петербурга.

В  1811  году Россия готовилась к большой войне с наполеоновской Францией. На  Златоустовском заводе было заказано 120 пушечных стволов. Их отливали из бронзы (сплава меди с цинком), затем обтачивали на  токарных станках и  сверлили запальные отверстия. Весенним караваном барок 1812 года в армейские арсеналы были отправлены орудийные стволы, общим весом в 12 440 пудов. В их числе было: 65 легких артиллерийских стволов, 10 среднего калибра и 25 крупнокалиберных. Все это предназначалось для южных крепостей. Еще 30 стволов и почти 30 тысяч пудов железных поддонов к легким орудиям выгрузили на Лаишевской пристани. В 1812 году, в соответствии с нарядом, было изготовлено еще  120 пушечных стволов. Они поступили в  арсеналы, где шла окончательная сборка орудий, летом 1813 года. Кроме пушечных стволов завод готовил все железные детали для  артиллерийских орудий. За время Отечественной войны, в 1812–1814 годах, русская армия получила 398 златоустовских пушек.

Златоустовский завод, одним из  первых в  России, наладил промышленное производство стали. Сырцовую сталь начали плавить при  заводчике Лугинине в  1770‑е годы. Ее получали, переплавляя в горне кричное железо. Этот металл имел неоднородную структуру и посторонние включения. Для клинков холодного оружия требовалась более качественная, так называемая рафинированная (очищенная) сталь. Сырцовую сталь, нагрев добела, проковывали в  тонкие полосы. Их  закаливали в  холодной воде и сортировали. Для улучшения качества несколько полос сваривали в бруски и вновь проковывали в полосы. В зависимости от количества проковок сталь могла быть двух- или трехвыварной.

Начальник Златоустовского горного округа Павел Петрович Аносов, вошедший в  историю как  великий русский металлург, стремился обеспечить Россию лучшей в мире сталью. Поэтому он в 1828 году лично занялся опытами по получению литой стали. К  тому времени ее производство было налажено только в Англии. Никаких сведений о новой технологии не было, и Павлу Петровичу пришлось все разрабатывать самому. Он построил плавильную печь собственной конструкции, наладил производство огнеупорных глиняных тиглей и  провел несколько сот экспериментальных плавок. Тигель с обрезками железа и флюсами помещали в печь. В ходе плавки вредные примеси уходили в шлак и получалась чистая тигельная сталь. Продолжая опыты, исследователь изучил, как  влияют на  качество стали добавки марганца, кремния, хрома, золота, провел опыты по  режимам термической обработки стали и первым в мире исследовал микроструктуру стали с помощью микроскопа, заложив всем этим основу отечественной металлургии.

Взявшись за разгадку тайны приготовления булата, инженер П.П. Аносов провел за десять лет около 200 опытов. В  тигель он загружал небольшое количество чистого железа или руды, а  также графита, то  есть углерода. При  температуре до 1200 градусов плавка продолжалась несколько часов. Затем тигель остывал вместе с печью два – три дня. Немало особенностей было в ковке и закалке полученного металла. Полученная булатная сталь обладала фантастическими свойствами. Клинок можно было согнуть в кольцо. Он легко перерубал гвозди и рассекал подброшенный в воздух тончайший шелковый платок. На поверхности булата проявлялись красивые естественные узоры. Аносовский булат ни в чем не уступал древним индийским булатам, секрет изготовления которых был утрачен еще в Средневековье. Вплоть до 1917 года Златоуст оставался единственным местом в мире, где могли варить настоящий булат и готовить из него клинки.

После отъезда Аносова из  Златоуста производство литой стали было прекращено. Его возобновил через несколько лет Павел Матвеевич Обухов, еще один великий русский металлург. В середине XIX века он разработал технологию получения высококачественной тигельной стали, из которой готовили замечательные клинки и  легкие пуленепробиваемые кирасы. Ружейные стволы, изготовленные из этой стали, сгибались в кольцо и выдерживали самые невероятные испытания.

30 марта 1860 года инженер П.М. Обухов отлил первую русскую стальную пушку. До того времени артиллерийские орудия делали из бронзы или чугуна. И только немецкий фабрикант Крупп мог готовить стальные пушки. Для отливки пушечного ствола требовалось сварить сталь одного состава и качества сразу в нескольких десятках тиглей и очень быстро вылить ее в одну форму. На испытаниях обуховская пушка выдержала более 4 тысяч выстрелов, ни в чем не уступив аналогичному крупповскому орудию. На Всемирной промышленной выставке в Лондоне в 1862 году П.М. Обухов был награжден за свои стальные пушки золотой медалью.

Высококачественная златоустовская сталь шла на изготовление топоров, слесарного, мерительного и  медицинского инструмента. Наши литейщики, единственные в мире, отливали стальные колокола, которые звучали не хуже бронзовых.

Мастер П.Н. Швецов, хранивший секреты приготовления булата, в 1883 году, на 20 лет раньше своих западных коллег, первым в мире выплавил нержавеющую сталь.

В 1880 году в Златоусте было налажено производство мартеновской стали, которую можно было плавить в  большом количестве. Эта сталь была значительно дешевле литой тигельной, но не уступала ей в качестве. Став мировым центром качественного сталеварения, город Златоуст в  конце XIX  – начале XX  века готовил лучшую в мире сталь.

Всемирную известность Златоуст получил как центр оружейного производства. В 1815 году по указу императора Александра I была основана Златоустовская оружейная фабрика, которая специализировалась на холодном оружии. Для того чтобы наладить это производство, из оружейных центров Европы, городов Золинген и  Клингенталь, были приглашены специалисты. Более сотни семей иностранцев были поселены в  уютных домиках на  улицах, получивших название Большая и Малая Немецкие. Для них были созданы замечательные условия. Немцы имели свой суд, церкви, школу для  детей и  клуб, пользовались всевозможными льготами и привилегиями. Их заработная плата в восемь раз превосходила заработок русских мастеров. Поэтому почти все семьи иностранцев остались в Златоусте после окончания срока контракта. 

Совместными усилиями русских инженеров и  мастеровых, а также иностранных мастеров было налажено производство качественного оружия, признанног о лучшим в мире. Это признавали даже скупые на  похвалы в  адрес России зарубежные авторитетные специалисты. Директор Лондонского королевского геологического музея Р. Мурчисон, посетивший Златоуст в 1841 году, писал, что  Златоустовская фабрика холодного оружия «стоит на высокой степени совершенства». Его соотечественник, военный разведчик капитан Д. Аббот, утверждал: «Довольно сомнительно, найдется ли хотя одна фабрика в целом мире, которая выдержала бы состязание со Златоустовскою в выделке оружия».

Златоустовские клинки высоким качеством стали и тщательной отделкой завоевали славу лучших в мире как на выставках, так и  на  полях сражений. В  коллекции наград, полученных Оружейной фабрикой на всемирных и российских выставках, пять золотых, семь серебряных и две бронзовых медали.

DSC05642.jpg

Наряду с  боевым оружием для  армии и  флота наши оружейники готовили форменное оружие для гражданских ведомств, фехтовальное и охотничье оружие. Ежегодно в войска отправляли более 30 тысяч единиц оружия. Во время войн это количество увеличивалось в два -три раза. В 1837 году на фабрике было освоено производство защитных доспехов – кирас и касок. Большое значение придавалось изготовлению украшенного оружия.

Неслучайно златоустовская гравюра на стали ведет свой отсчет со  дня открытия Оружейной фабрики. У  истоков этого уникального искусства стоял легендарный мастер Иван Бушуев. Легко освоив технику травления, синения и золочения стали, с помощью которой украшали клинки иностранные мастера, он превратил это ремесло в искусство. На его оружии появились миниатюрные батальные сцены, сюжеты из античных мифов и пейзажи уральской природы.

DSC05669.JPGНа своих изделиях Иван Бушуев не раз изображал золотого крылатого коня – персонажа древнегреческих мифов Пегаса, верного оруженосца бога Зевса, помещенного ныне на герб города Златоуста. Уральский писатель Бажов, посвятивший Бушуеву один из  своих сказов, назвал его мастером Иванко-Крылатко. Лучшим произведением мастеров златоустовской гравюры на стали являются рыцарские доспехи, хранящиеся в Златоустовском краеведческом музее. Уникальные латы были изготовлены в подарок наследнику престола цесаревичу Александру, будущему императору Александру II. Для украшения доспехов были применены все приемы художественной обработки металла, которыми владели наши оружейники. Бушуев, замысел которого воплотили три десятка лучших мастеров, лично выполнил все работы по золочению лат.

Стальную славу Златоуста  – традиции качественного сталеварения, ковки клинков и превращения их в произведения искусства – хранят и приумножают современные мастера этого города.

Ю.П. Окунцов

Создатели атомной бомбы

Для разработки конструкции атомной бомбы в апреле 1946 года был создан филиал Лаборатории № 2 — специальное конструкторское бюро (КБ-11). Новая организация по приказу Сталина из соображений безопасности должна была находиться не ближе четырехсот километров от Москвы. Учитывая это условие, подобрали площадку под будущий атомный центр на территории Саровского монастыря в семидесяти пяти километрах от города Арзамас Горьковской области. Директором КБ-11 был назначен М. М. Зернов, Главным теоретиком — Я. Б. Зельдович, заместителем Главного конструктора К. И. Щелкин.

Сначала разработка конструкции первой атомной бомбы велась одновременно в нескольких конструкторских бюро. Когда стало ясно, что установленный Сталиным срок создания атомной бомбы — начало 1948 года — нереален, Спецкомитет концентрирует все ресурсы в КБ-11. Здесь создается мощная экспериментальная база, необходимое научное и прежде всего математическое обеспечение, с использованием невиданных тогда ЭВМ. В КБ-11 в начале 1948 года направляются знаменитый конструктор танков Н. Л. Духов и руководитель завода по производству боеприпасов В. И. Алферов.

Практически на пустом месте, если не считать небольшого завода по выпуску снарядов для «Катюш», быстрыми темпами стали расти корпуса лабораторий, строился испытательный полигон. Широким фронтом развернулись работы по изучению подрыва атомной бомбы, разрабатывалась ее конструкция. К лету 1949 года все основные работы по первой атомной бомбе шли к своему завершению.

Кроме атомной бомбы, взрывчаткой для которой служит плутоний, создавалась и атомная бомба, действующая на урановой основе. С целью получения необходимого количества урана-235, Совет Министров СССР 1 декабря 1949 года принял решение о строительстве завода, работающего по методу газовой диффузии. Его начали строить в Свердловской области, на базе завода № 261 Наркомата авиационной промышленности. Директором нового завода, получившего наименование № 813, назначили опытного руководителя А. И. Чурина, работавшего начальником Уралэнерго.

Технологию обогащения урана разработали ученые Лаборатории № 2 и НИИ, расположенного в Сухуми, где трудились в основном немецкие ученые. Как они оказались там?

Форсируя создание атомного оружия, советское правительство в декабре 1945 года решило привлечь немецких специалистов к работе над урановым проектом. В течение следующего, 1946 года, из Восточной Германии на добровольной, договорной основе приехало в СССР тридцать три доктора наук, семьдесят семь инженеров, восемьдесят ассистентов и лаборантов. Среди них находились известные ученые: профессор М. Арденнс, лауреат Нобелевской премии Г. Герц, профессора Р. Донналь, М. Фольнер, Г. Позе, П. Тиссен и другие.

Для немецких специалистов в Сухуми организовали два научно-исследовательских института. Институтом «А», расположенном в санатории «Синоп», руководил М. Арденнс. Другой институт «Г» возглавил Г. Герц. Он находился в поселке Агудзерра под Сухуми. Герц и Тиссен занимались диффузионным методом обогащения урана. Вместе с ними работал М. Штеенбек. Он разрабатывал центрифугу, но в Сухуми практически не имелось соответствующей материальной базы для ее создания. Тогда Штеенбека по личному разрешению Берии перевели на Ленинградский Кировский завод. Там Штеенбек продолжил, правда, безуспешную работу над своей конструкцией.

Немецкие ученые и практики работали также в НИИ-9, на заводе № 12, на станции Обнинская под Москвой. Многие получили государственные награды, звания лауреатов Сталинской премии и к середине пятидесятых годов возвратились на Родину. Таким образом, немецкие специалисты внесли свой вклад в решение урановой проблемы в СССР.Газодиффузионную технологию получения урана прекратили лишь в 1992 году. Более экономичный метод обогащения урана основан на применении центрифуг. Первый в мире завод, оснащенный центрифугами, начал работать в 1964 году в Верх-Нейвинске. В этом отношении советские ученые и инженеры обогнали западные страны примерно на десять лет.

Еще в 1943 году в Лаборатории № 2 под руководством Л. А. Арцимовича разрабатывался электромагнитный метод обогащения урана. В конце 1947 года правительство приняло решение построить завод в Нижней Туре Свердловской области. Но электромагнитный метод не нашел применения для получения обогащенного урана из-за неэкономичной технологии производства, в десять раз уступающей центрифузионной. В то же время он стал широко использоваться для разделения стабильных и радиоактивных изотопов.

Для газодиффузионного завода требовалось огромное количество оборудования. Более пятнадцати тысяч разделительных машин поставили ему Ленинградский Кировский завод и Горьковский машиностроительный. Научным руководителем завода Спецкомитет рекомендовал члена-корреспондента АН СССР И. К. Кикоина. Государственный контроль и комплексное руководство этим заводом осуществляла секция № 2 Научно-технического Совета Первого главного управления. Несмотря на огромную занятость, ее руководитель В. А. Малышев регулярно проводил обсуждения на заседаниях этого совета, внимательно и без навязывания своего мнения выслушивал ученых и инженеров и принимал четкие решения. Он говорил: «Здесь я не министр, здесь я, как и все вы, инженер). В то же время как министр он действовал жестко, мог яростно прерывать пустые речи, у него была постоянная неприязнь к пустословию: «Не чирикайте! Вы не то говорите, вы не на то совещание попали, вы не в то время живете!»

Роль Малышева в урановом проекте совершенно сейчас очевидна. В свое время И. В Курчатов отдавал дань глубокого уважения ему, мобилизовавшему сотни заводов, рудников, конструкторских бюро, в том числе и танковых, для задач создания нового оружия. В 1953 году Вячеслав Александрович Малышев станет руководителем Комиссии по испытанию первой водородной бомбы.

* * *

Итак, в целом осуществление уранового проекта в СССР заняло семь лет: с 1942 по 1949 год. Причем советские ученые начинали эту работу в тяжелые годы войны, когда враг рвался к Волге и Кавказу, стоял у стен Ленинграда и на подступах к Москве.

В вышедшей в 1948 году книге двух американских авторов Д. Хочертона и Э. Рэймонда «Когда Россия будет иметь атомную бомбу?» делался вывод, что самым ранним сроком, к которому Россия сможет осуществить проект, подобный американскому, будет 1954 год. Что касается советского промышленного строительства, писали авторы этой книги, оно находится все еще в веке кирки и мотыги.

Однако осенью 1949 года все эти прогнозы развеялись в прах. Как же могло случиться, что Советскому Союзу потребовалось всего четыре послевоенных года для того, чтобы овладеть сложнейшей технологией атомного производства, лишить США монополии на атомное оружие?

При ответе на этот вопрос следует объективно, без сегодняшних политических пристрастий и ангажированности, анализировать события и процессы, имевшие место в те сложные годы. Тоталитарный режим сумел мобилизовать огромные материальные, финансовые и человеческие ресурсы, направить их на создание целой отрасли — атомной промышленности. Причем в экстремальных условиях режим демонстрировал завидную эффективность, добивался решения сложнейших задач создания атомного оружия в довольно короткие сроки. Нужно учесть, что атомный проект в СССР представлял совершенно новое дело с точки зрения организации производства материалов, конструкции и технологии изготовления самой бомбы, хотя к тому времени уже имелись определенные теоретические и практические предпосылки. Советские руководители смогли на этом направлении сосредоточить усилия лучших ученых, инженерно-технических работников, рабочих огромной страны.

В короткие сроки выросла небывалая по мощи атомная промышленность, построены огромные и сложные по конструкции предприятия, освоены принципиально новые технологии, сформированы крупные производственные и научные коллективы, способные решать сложнейшие производственные задачи. В невероятно трудных условиях на пустом месте строились целые города.

Огромный вклад в осуществление уранового проекта внесло производственное объединение «Маяк», с которого и началась, по существу, атомная промышленность в России.

Новоселов В. Н., Толстиков В. С.

Уран с графитом заговорили по-русски!

Наконец , в Лабораторию № 2 начинают регулярно поступать партии графита и урана нужного качества. Чистота их проверялась в специальных палатках на территории лаборатории под руководством И. С. Панасюка. Б. Г. Дубовский, М. И. Повзнер и В. С. Фурсов занимались расчетами накопления плутония в реакторе. Б. Г. Дубовский проводит опыты по защите от гаммалучей, собственными руками делает счетчики, так как они еще нигде не производились. Е. Н. Бабулевич проектирует и строит систему регулирующих стержней для управления цепной реакцией.

Весной 1946 года на территории Лаборатории № 2 закончено строительство здания «Монтажных мастерских» — так условно называлось здание первого реактора. Под зданием реактора был подготовлен бетонированный котлован шириной, длиной и высотой в десять метров. Такое погружение реактора в землю делалось для защиты от излучений. Другой защиты не предусматривалось, так как подразумевалось, что построенный реактор будет существовать недолго — его разберут и отправят на завод для промышленного производства плутония на Южном Урале.

В бетонированном котловане выложили метровый слой графита и начали кладку, состоящую из урановых и графитовых блоков. Только на пятый раз кладка удалась. 24 декабря 1946 года стало ясно, что цепная реакция в первом физическом реакторе пойдет.

Последние слои урана укладывали при усиленной защите от непредвиденного разгона реакции. К шести часам вечера закончили сборку шестьдесят первого слоя, и Курчатов отпустил отдыхать всех рабочих. Но к часу ночи, при все возрастающем волнении убедились, что кладку надо продолжать. На следующий день выложили последний, шестьдесят второй слой.

В два часа дня двадцать пятого декабря 1946 года Курчатов попросил всех покинуть здание реактора. Около пяти часов вечера Курчатов и Панасюк сели за пульт управления реактором. С ними оставались Дубовский, Кондратьев и Павлов. Курчатов попросил их отойти от пульта и молча наблюдать за сигналами. Начали поднимать стержни. Всех охватило волнение. В пультовой слышны были только щелчки в репродукторе, передающем импульсы нейтронных индикаторов, и краткие команды Курчатова.

Вначале реакция нарастала медленно, время удвоения ее интенсивности составляло десятки минут. Чем выше поднимался регулирующий стержень, тем осторожнее становились движения Курчатова. В несколько приемов, чередуя работу с коротким отдыхом, Курчатов поднимал стержень все выше. Десять сантиметров, еще десять, еще. Вдруг зайчик гальванометра резко побежал по шкале. Отдельные удары слились, и звук стал воющим. Все с ожиданием смотрели на Курчатова, а он, охлаждая подступающий к сердцам присутствующих восторг по поводу одержанной победы, предложил сделать еще один, контрольный опыт. Последний подтвердил: цепная реакция родилась, атомная энергия подчинилась человеку.

25 декабря 1946 года в 18 часов «уран с графитом заговорили по-русски». Первый на евразийском континенте атомный реактор заработал. Его не стали разбирать, а использовали для получения плутония, дальнейшего изучения его свойств.

На первом экспериментальном реакторе были определены размеры и физические параметры, подтверждена работоспособность промышленного уран-графитового реактора. Стало очевидным, что количество урана и графита в нем должно быть увеличено в три—четыре раза.

Большую роль в превращении уранового проекта из научной проблемы в отрасль промышленного производства сыграл Научно-технический совет, организованный сначала при Спецкомитете, а с апреля 1946 года — при Первом главном управлении. Первый год его возглавлял Б. Л. Ванников, в 1947—1949 годах — М. Г. Первухин, а с 1949 года — И. В. Курчатов. Ученым секретарем НТС назначили Б. С. Позднякова.

В состав НТС входило пять секций. Каждую из них возглавил крупный хозяйственный руководитель. Секцию атомных реакторов — М. Г. Первухин, диффузионного способа обогащения урана — В. А. Малышев, электромагнитного разделения изотопов урана — И. Г. Кабанов и Д. В. Ефремов, металлургии и химии — В. С. Емельянов, медико-санитарного контроля — В. В. Парин и Г. М. Франк. И. В. Курчатов курировал в целом физическое направление, В. Г. Хлопин — радиохимическое.

С октября 1945 года на каждом заседании этого совета заслушивались доклады так называемого «второго бюро», на самом деле сотрудников отдела «С» НКВД, который возглавлял генерал-лейтенант П. В. Судоплатов. Работники отдела занимались переводом на русский язык научных отчетов из американских атомных центров, общий объем которых составлял около десяти тысяч страниц.

Вероятно с их сообщения началось в январе 1946 года заседание секции атомных реакторов, на котором были рассмотрены варианты проекта промышленного реактора. В тяжелых условиях послевоенного времени Научно-технический совет рекомендовал проточный вариант его охлаждения, вызвавший впоследствии серьезные экологические проблемы.

Проектирование промышленного реактора возлагалось на Научно-исследовательский институт химического машиностроения. Его директор Н. А. Доллежаль привлечен к урановому проекту в январе 1946 года. При первом же посещении Доллежалем Лаборатории № 2 Курчатов предложил горизонтальное расположение каналов с урановыми блоками. Из материалов «второго бюро» он знал, что на таких реакторах американцы получили плутоний для своих атомных бомб. Доллежаль сначала согласился, но со временем обнаружил в таком расположении урана крупные недостатки. Резко снижалась технологичность реактора, которая создавала серьезные трудности в его эксплуатации.

В марте 1946 года комиссия в составе Курчатова, Малышева, Ванникова, Первухина, Завенягина, Емельянова, Позднякова и Славского одобрила вертикальный вариант компоновки реактора. Окончательное решение по вертикальной схеме было принято 8 июля 1946 года.

Курчатов каждые три—четыре дня приезжал в НИИхиммаш и детально знакомился с ходом проектирования. Это позволило ему вовремя корректировать рабочий процесс. Когда выяснилось, что сил НИИ-химмаша недостаточно для разработки металлоконструкций, Курчатов привлек «Проектстальконструкцию» во главе с Н. П. Мельниковым. Решение проблем коррозии и радиационной стойкости взял на себя Институт авиационных материалов под руководством Г. В. Акимова. Другие проблемы проекта решали конструкторское бюро авиапрома (А. С. Абрамов), Институт физической химии (А. Н. Фрумкин), НИИ гидромашиностроения (В. В. Мишке).

Проект реактора был разработан за четыре месяца, когда до пуска экспериментального реактора оставалось почти полгода. Доллежаль опасался, что результаты испытания Ф-1 могут потребовать внести изменения в законченную работу. Курчатов подписал чертежи, подчеркнув, что времени терять нельзя. В августе 1946 года проект первого промышленного реактора был утвержден и передан строителям.

Проект здания реактора и объектов водной группы выполнялись в ГСПИ-11 под руководством главного инженера В. В. Смирнова.

Рабочие чертежи реактора и основные материалы проектных институтов согласовывались с Курчатовым и после утверждения Ванниковым принимались к изготовлению заводами. Если это признавалось необходимым, принимались постановления правительства, обязывающие промышленные предприятия страны немедленно выполнять заказы ПГУ.

Параллельно проектированию атомного реактора шла отработка радиохимической технологии выделения плутония из урановых блоков, облучающихся в реакторе.

Все радиохимические процессы с 1944 года разрабатывались в Радиевом институте Академии наук СССР (РИАН) под руководством академика В. Г. Хлопина — основателя отечественной радиохимии.

В 1944—1945 годах ученые РИАНа Б. А. Никитин, А. П. Ратнер, И. Е. Старик, Б. П. Никольский и другие предложили первую технологию переработки облученного в реакторе урана. При исследовательском реакторе решили построить опытный радиохимический цех. Это давало возможность проверить на урановых блоках, облученных в реакторе, технологию, созданную учеными РИАНа. В цехе, который впоследствии скромно назвали установкой № 5, с конца 1945 года стали проводить эксперименты для отработки технологии радиохимического производства.

Общее научное руководство работами на установке № 5 осуществлял заместитель директора РИАНа, член-корреспондент АН СССР Б. А. Никитин. Всего за полтора года на установке № 5 провели сложнейшие работы для проверки технологии и оборудования первого завода промышленной радиохимии. На ней проходили опробование все поисковые исследования Радиевого института, НИИ-9, узлы и конструкции химических аппаратов. Выявленные недостатки устранялись здесь же на месте.

Первый начальник установки М. В. Угрюмов организовал стажировку выпускников химических факультетов Воронежского, Горьковского, Ленинградского и Московского университетов. На установке № 5 работали и изучали технологию выделения плутония из уранового раствора и очистки его от высокоактивных осколков все будущие руководители промышленного радиохимического производства: Б. В. Громов, М. В. Гладышев, А. А. Пасевский, Н. С. Чугреев, Н. Г. Чемарин, Я. П. Докучаев и другие. М. В. Гладышев, директор плутониевого завода, подчеркивает в своей книге «Плутоний для атомной бомбы»: «Трудно переоценить значение опытной установки № 5 в отработке технологии первого завода промышленной радиохимии».

Параллельно с отработкой технологии радиохимического производства группа ученых под руководством директора Государственно НИИ редких металлов академика И. И. Черняева разрабатывала схему выделения и очистки плутония. Примерно за три месяца они сумели решить эту проблему, найти путь получения двуокиси плутония, из которого затем ученые-металлурги из лаборатории А. А. Бочвара нашли способ выплавки чистейшего плутония.

Новоселов В. Н., Толстиков В. С.

Спецкомитет: Берия и другие

Руководитель всех работ по созданию атомного оружия в СССР более тридцати лет был фигурой умолчания. Потерпевшего поражение в жестокой схватке за власть Л. П. Берию расстреляли на основании Закона от 1 декабря 1934 года, ранее позволявшего самому бывшему наркому внутренних дел творить чудовищные беззакония и уничтожать неповинных людей.

В июле 1953 года Пленум ЦК КПСС единогласно постановил «за предательские действия, направленные на подрыв Советского государства, исключить Л. П. Берию, как врага партии и советского народа, из членов Коммунистической партии Советского Союза и предать суду». В выступлениях вчерашних соратников по Политбюро Берия был назван «мерзавцем, чудовищным злодеем, агентом иностранной разведки, гнусным провокатором». Специальное Судебное Присутствие Верховного суда СССР установило виновность Берии в измене Родине, организации антисоветской заговорщицкой группы в целях захвата власти и восстановления господства буржуазии, в совершении террористических актов против преданных Коммунистической партии и народам Советского Союза политических деятелей. Его обвинили и в преступлениях против революционного рабочего движения в Баку в 1919 году, когда Берия состоял на секретно-агентурной должности в разведке контрреволюционного муссаватистского правительства в Азербайджане, в том, что он якобы завязал там связи с иностранной разведкой, а в последующем поддерживал и расширял свои тайные преступ- ные связи с иностранными разведками до момента разоблачения и ареста.

С позиций сегодняшнего дня очевидно, что приговор по делу Берии выдержан в традициях процессов тридцатых годов, и большинство обвинений просто вздорно.

Хрущев за долгие годы работы рядом со Сталиным хорошо усвоил правила борьбы на политическом Олимпе. Сталин никогда не оставлял в живых поверженных противников, считая, что униженный и оскорбленный политик опасен, как раненый зверь. Поэтому проигравший был обречен.

Вот и сам Берия стал жертвой этого самого принципа: его историческая миссия оказалась не только в том, чтобы быть уничтоженным физически, но и стать козлом отпущения, нести ответственность за преступления и свои, и всей сталинской элиты. Персонифицировав в его лице наиболее одиозные проявления сталинизма, Хрущев и его окружение попытались представить его как едва ли не единственного виновника всех преступлений сталинского режима, прямыми участниками которых были и они сами.

С разоблачением Берии выступил только что назначенный министром (буквально за пять дней до Пленума) вновь созданного Министерства среднего машиностроения, член ЦК КПСС В. А. Малышев. Разоблачая своего предшественника по руководству атомной промышленностью, не предъявив ни одного аргумента, Малышев заклеймил его как врага народа.

Выступивший за ним будущий министр среднего машиностроения в 1955—1957 годах А. П. Завенягин, проработавший с Берией почти пятнадцать лет, заявил на Пленуме, что Берия был «туповат и любой член Президиума ЦК КПСС гораздо быстрее и глубже может разобраться в любом вопросе, чем Берия». Член ЦК КПСС Курчатов отказался выступить на Пленуме. Когда его склоняли к заявлению, что Берия всячески мешал созданию первой атомной бомбы, Курчатов заявил прямо: «Если бы не Берия, бомбы бы не было».

...Берия был признан преступником в 1953 году, а за восемь лет до этого ему поручили возглавить решение жизненно важной для нашего государства урановой проблемы. Было ему тогда 45 лет, из них двадцать пять наполнены упорной борьбой за власть. Будучи порожден сталинизмом, Берия сумел максимально приспособиться к нему, отбросив нравственность, как совершенно бесполезное и опасное качество.

Однако нельзя не видеть очевидного: Берия за годы войны проявил себя как крупный администратор, способный решать самые сложные проблемы. Возглавив урановую проблему, Берия быстро придал всем работам по созданию атомного оружия необходимый динамизм и размах. Академик Ю. Б. Харитон отмечает, что Берия обладал огромной энергией и работоспособностью, умом, волей и целеустремленностью. Не стесняясь проявлять порой откровенное хамство, он умел в зависимости от обстоятельств быть вежливым, тактичным и даже обаятельным человеком. Проводимые им совещания были деловыми, всегда результативными и никогда не затягивались.

Берия, как отмечают очевидцы, являлся мастером неожиданных и нестандартных решений. Так, в свое время Политбюро приняло постановление разделить Наркомат угольной промышленности на два — для западных районов страны и восточных. Предполагалось, что их возглавят Вахрушев и Оника. Берия вызвал обоих и предложил разделить собственность наркомата полюбовно. Затем вызвал их и спросил у Вахрушева: «Нет ли претензий?» Тот ответил, что разделили все правильно. Тогда Берия обратился к Онике: «Как вы?» Оника заупрямился: «У меня есть претензии. Все лучшие кадры себе забрал Вахрушев, и все лучшие санатории, и дома отдыха тоже». Берия рассудил: «Раз Вахрушев считает, что все разделено правильно, а Оника возражает, то сделаем так: Вахрушев будет наркомом восточных районов, а Оника — западных». Совещание на этом закончилось.

Бывало и по-другому. На совещании по подготовке полигона к первому термоядерному взрыву, спокойное обсуждение неожиданно взорвало Берию. Загнав некорректными вопросами участников совещания в тупик, Берия обрушился с бранью на специалистов, выдвинув перед ними совершенно абсурдные задачи.

Но, как правило, Берия был быстр в работе, несмотря на свое исключительное положение в государстве находил время для общения с людьми, независимо от их служебной иерархии. Берия имел широкую информацию о всех молодых людях, успевших проявить себя в различных областях и прежде всего в сфере обороны. Были организованы специальные группы, которые занимались подбором кадров. 6 результате создавались уникальные коллективы ученых, строителей, инженеров.

А. Д. Сахаров попал в поле зрения Берии, когда учился в университете, и был приглашен для личной беседы на Лубянку, после которой попал под опеку правительства и был направлен в Арзамас-16, ныне город Кремлев. Известно, что Берия неоднократно встречался с Сахаровым — еще молодым кандидатом физико-математических наук.

Берия проявлял понимание и терпимость, если для выполнения работ требовался специалист, не внушавший доверия работникам его аппарата. Когда Л. В. Альтшуллера, симпатизировавшего генетике и антипатичного к Лысенко, КГБ решил отстранить от работы под предлогом неблагонадежности, Ю. Б. Харитон позвонил Берии и сказал, что этот сотрудник делает много полезного. Берия только спросил:

— Он вам очень нужен? — Получив утвердительный ответ, Берия сказал:

— Ну, ладно, — и повесил трубку.

Вот такие штрихи к портрету одной из самых одиозных личностей в истории нашей страны. В этой книге мы еще не раз вернемся к Берии — одному из главных действующих лиц советской атомной промышленности. А пока коротко — об остальных членах Спецкомитета.

Член Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Максимилианович Маленков сделал стремительную карьеру в 20—30-е годы. Он не только контролировал со стороны ЦК ВКП(б) работу Спецкомитета и Первого главного управления, но и мгновенно подключал партийный аппарат в центре и на местах к решению проблем. Выступив против Берии в 1953 году, Маленков сумел уйти от ответственности как инициатор многочисленных кампаний по уничтожению партийных кадров, интеллигенции, руководителей.

В ходе одной из таких кампаний, так называемого «ленинградского дела», в конце 40-х годов был уничтожен другой член Спецкомитета, председатель Госплана СССР Николай Александрович Вознесенский, один из виднейших руководителей экономики страны.

Недолго работал в Спецкомитете академик П. Л. Капица. Воспитанный в традициях дореволюционной интеллигенции, хорошо зная себе цену, Петр Леонидович открыто выступил против методов руководства Берии, написав об этом большое письмо Сталину. Берия знал содержание этого письма, но попытки «приручить» ученого ни к чему не привели. Больше того, Капица поставил себя так, что заставил Берию ездить к себе в институт, игнорируя его кремлевский кабинет. По выходе из Спецкомитета, будущий Нобелевский лауреат был уволен из Института физических проблем Академии наук СССР, который он же и основал в 30-е годы.

В первый состав Спецкомитета вошел министр обороны первых послевоенных лет Николай Александрович Булганин. Он не оставил заметного следа в развитии атомной промышленности, может быть, потому, что скоро был смещен со своего поста.

Огромная ответственность легла на плечи Бориса Львовича Ванникова. Он возглавил созданное 30 августа 1945 года Первое главное управление (ПГУ) при Совете Народных Комиссаров СССР (с февраля 1946 г. — Совет Министров СССР). Главным в работе ПГУ было руководство атомной промышленностью, координация всех ведущихся в стране научно-технических и инженерных разработок в этом направлении.

Б. Л. Ванников в конце тридцатых годов стал наркомом вооружений. Перед самым началом войны был арестован как участник заговора военных. Вместе с генералами К. А. Мерецковым, Я. В. Смушкевичем, Г. М. Штерном, П. В. Рычаговым и другими прошел изнурительные допросы в подвалах Лубянки, которые сделали его, по сути, инвалидом. Двадцать генералов-«заговорщиков» в октябре 1941 года были вывезены в Куйбышев и там без суда безжалостно расстреляны. По приказу Берии исполнение приговора по отношению к Ванникову было задержано.

В первые, самые тяжелые месяцы Великой Отечественной войны Сталин вспомнил о нем и посетовал на то, что его нет в живых: вот кого, мол, не хватает. Берия, зная, что Ванников жив, ответил Сталину:

— А вдруг он жив?.. Всякое ведь бывает.

Через неделю Ванников возглавил Наркомат боеприпасов. В октябре 1941 года этот наркомат был переведен в Челябинск. Отсюда Ванников осуществлял руководство важнейшей отраслью военной экономики.

Сразу после окончания Великой Отечественной войны Сталин вызвал Ванникова в Кремль. Когда тот вошел в знакомый кабинет Председателя ГКО, там уже были Берия и Курчатов. Поздоровавшись с наркомом, Сталин сразу приступил к делу.

— Товарищи считают, — как бы размышляя, начал он, — что вы, как нарком боеприпасов, должны организовать производство и самого мощного из них — атомной бомбы. Как вы считаете, товарищ Ванников, правильно ли думает Государственный Комитет Обороны?

Ванникову ничего другого не оставалось, как согласиться.

— Вот и хорошо, — Сталин жестом пригласил наркома за длинный стол заседаний, — С товарищами Берией и Курчатовым, вы знакомы не один год, а теперь будете вместе работать.

Так урановый проект обрел опытного организатора производства, способного в самой экстремальной ситуации добиться нужного результата, не останавливаясь при этом ни перед какими затратами и жертвами...

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Первым заместителем начальника ПГУ в 1947—1949 годах был М. Г. Первухин. Включившись в решение урановой проблемы еще в 1942 году, в 1945 он вместе с Курчатовым возглавил секцию уран-графитовых реакторов Научно-технического совета при Спецкомитете. Многое сделал для развития атомной промышленности. В 1957 году он стал министром среднего машиностроения. Однако, поддержав выступление Молотова, Маленкова и Кагановича против Хрущева, в конце 1957 года лишился высших постов и был направлен послом в ГДР, а затем почти до конца жизни работал в Госплане.

Заместителем Ванникова до 1953 года был генерал-лейтенант НКВД Авраамий Павлович Завенягин. С февраля 1943 года он обеспечивал всем необходимым Лабораторию № 2, завод № 12 в Электростали, добычу урановой руды в Таджикистане, НИИ НКВД — знаменитой "девятки" — НИИ-9.

Госплан СССР в ПГУ представлял Н. А. Борисов. Вместе с аппаратом из 12 человек он осуществил первый опыт программноцелевого планирования. Выделившись в специальную группу при Госплане СССР, коллектив экономистов во главе с Н. А. Борисовым занимался планированием всех работ, их финансированием, комплектованием.

С осени 1945 года ближайшим сотрудником Курчатова и членом ПГУ стал В. С. Емельянов. Перейдя в ПГУ с поста председателя Комитета госстандарта, он осуществлял координацию работ научно-исследовательских и конструкторских бюро. Емельянов после окончания института стали и сплавов, с 1932 года работал на Челябинском ферросплавном заводе, хорошо знал район Кыштыма.

Александр Николаевич Комаровский, в 1942—1944 годах руководил Челябметаллургстроем НКВД СССР. С 1944 года переехал в Москву, где возглавил Главпромстрой НКВД. Основной рабочей силой этой огромной строительной организации были заключенные. С 1943 года на Главпромстрой возлагалось выполнение строительной программы уранового проекта.

А. П. Завенягину и А. Н. Комаровскому поручили руководство строительством. В. С. Емельянов и И. В. Курчатов координировали работу институтов и конструкторских бюро.

Управление по добыче урана и получению из него урановых блоков возглавляли С. Е. Егоров и Н. Ф. Квасов. Управлением по разделению изотопов урана с первого января 1947 года руководил генерал-майор А. М. Петросьянц.

Новоселов В. Н., Толстиков В. С.

Озера | Топонимия | Пещеры | Легенды | Музеи | Краеведение | Фильмы | Фотогалерея | ООПТ | Гербы | Сказки

 

Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика Яндекс цитирования