От Парижа до Берлина по карте Челябинской области 

Достопримечательности  Челябинской  области;  происхождение  топонимов (названий)  географических  объектов

Камень Веры или несколько лет во тьме

Аверькиева яма

«Мрак»

Я открыл глаза. Темнота... Даже не темнота, а мрак. Хочется закрыть глаза снова, чтобы тот короткий сон, пусть даже короткий, но увидеть. Увидеть и остаться в нём, навсегда.

Я закрываю глаза. Темнота... Открываю глаза. Темнота...

Я долго смотрю вперёд, а в глазах — темнота... Только слабый звук доносится издалека. Это дед Макарий служит утренний «большой начал», стараясь произносить слова молитвы тише, да бы не разбудить меня.

Я задаю себе вопрос: «А почему?.. Дед Макарий?.. Такой? Там, наверху, каждый раз заставляя меня читать молитвы, здесь, в полной темноте, даже не произносит этих слов».

Я пытаюсь понять. Всматриваясь вперед. А впереди ничего. Только тьма.

В голове одна и та же мысль. Что это? АД? Или просто страшный сон?

Если сон! То он когда-то должен закончится. А если АД? Тот АД! Про что деда рассказывал там? А может всё-таки сон?

Я лежу и пытаюсь выбросить эти мысли из головы.

— Святослав, — произнёс шепотом деда, пытаясь понять, проснулся я или нет.
— Да, деда.
— Ты открыл глаза?
— А я не понимаю, открыты они у меня или нет.
— Как спалось?
— Деда, я опять видел сон, ТОТ сон!
— Потерпи, внучок, потерпи, — произнес дед, нащупывая рукой мое местоположение на этой, так сказать, «палатьи». — Бог с нами! Всё будет. Будет.
— Ты мне уже двадцатое утро это говоришь.
— Да! Хорошая у тебя память! — удивительно приятным голосом произнёс дед.
— А сегодня мы будем трапезничать?

Дед замолчал. Я ощутил себя как-то не так. Будто я виноват. Хотя в голове я понимал, что деда не то что не знает, где взять. Скорее всего, негде. Рука деда легла мне на грудь, и мы молча просидели какое то время.

— Ты не замёрз? — произнёс деда, первым прервав это молчание.
— Нет.
— Надо вставать и идти ко входу.
— Ведь мы не можем выбраться из колодца, зачем туда идти?
— Надо, Святослав, надо.
— Ты думаешь, дождь закончился?
— Даже если дождь всё ещё идёт, всё равно надо глазу солнечный свет.
— Не хочу из-под тулупа вылезать.
— Надо, внучок, надо.

За это время пребывания в темноте, я научился запоминать, где лежат мои вещи. Я быстро отыскал и натянул свои лапти. Дед взял меня за руку, и мы медленно стали передвигаться ко входу.

— Деда, а как ты видишь в полной темноте?
— Тебе это ещё не понять.
— Ну как?
— Господь показывает мне эту дорогу.
— Тогда почему он не может нас забрать наверх?
— Всему воля божья!

Весь путь, а это шагов сто, дед шёл уверенно. Но почему-то, когда уже стало видно эту дыру, откуда пробивается этот изумительно красивый свет, деда заставляет немного посидеть.

— А чего мы снова присаживаемся? Ведь вот каких-то несколько шагов осталось.
— Нельзя сразу на свет смотреть, — произнес деда, укладывая тулуп на камень.
— А почто нельзя?
— Глаза болеть будут.
— Всё время ты, деда, пугаешь.
— Подрастёшь! И ты будешь понимать смысл многих слов.

Мы присели. И мой нос стал улавливать что-то, нечто! Воздух был необыкновенно и тёплым, и приятным. Но что это? И как это объяснить? Я ещё не понимал.

В голове сразу пронеслась та мысль, про тот сон. Да! Да! Я все эти дни вижу один и тот же сон. Я босыми ногами бегу по лугу, трава зелёная, солнце светит так, что земля, по которой пробегаешь босым, кажется раскалённой.

— Ну что внучек? Как твои глазки? Не режет от яркого света? — сказал дед, перебив мои приятные мысли.
— Что, деда?
— Привыкли глазки?
— Их у меня никогда не режет от света.
— Это потому, что ты ещё маленький.
— Я большой! — с гордостью воскликнул я.
— Приподнимайся, большой, — привставая, деда опёрся на свой шест. — Надо ещё этот чёртов уступ преодолеть.
— Да я легко, деда, на него взберусь.
— Не торопись, сил-то мало, — тихо произнёс дед, набросив тулуп на себя.

Для меня этот десятиметровый уступ казался простой горкой. А деде с трудом давались эти вертикальные метры.

— Деда? Ты чего там копаешься? Я давно уже вылез. А ты?

Деда медленно вылез и присел, пытаясь отдышаться.

— Деда, почто ты так медленно?
— Года, Святослав! Года! — медленно произнёс деда.

Пока дед сидел, пытаясь прийти в себя, я снова начал изучать дно этого колодца. В дальнем углу была куча камней. Я который день пытаюсь её разобрать, но деда всё время не разрешает. Может, сейчас, пока деда сидит, приходя в себя, у меня будет возможность разобрать эту кучу. Я пытаюсь незаметно взять камень.

— Святослав, не тягай камни!
— Деда!
— Не тягай, не надо.
— Деда!
— Святослав, побереги силы, нам они ещё понадобятся.
— Деда, почему ты не даёшь?

Деда просто своим взглядом дал мне понять, что я не должен прикасаться к камням. Я присел рядом с ним. И начал домогать его.

— Деда! А когда тятя придёт за нами?
— Должен скоро, должен.
— Ну когда?
— Потерпи, Святослав, он скоро найдёт нас.
— А как же те злые дядьки?

Деда замолчал. Его взгляд был направлен вверх. Он смотрел, опрокинув назад голову, и молчал. Перекрестившись, дед встал. Поднял тулуп и укрыл меня.

— Деда, я не замёрз.
— Так надо! — произнёс дед, укрыв меня с головой.

Так я просидел до обеденной молитвы.

— Вставай, Святослав.
— Деда! Мне и так хорошо, тепло.
— Поднимайся.
— Ну деда...
— Надо дневную молитву прочесть!

Мы отошли в дальний угол колодца, туда, где была куча камней, и вместе с дедой провели обеденную молитву.

На душе стало легче, и появился какой-то порыв сил. Я ходил из угла в угол, рассматривая всё. В одном углу камни, в другом птичий помёт, в центре большая куча из брёвен вперемешку с землёй. Я стал замечать то, что раньше не бросалось в глаза.

Так, я заметил, что брёвна какие-то странные. С виду брёвна гнилые, а сердцевина как свежая. От сердцевины исходил знакомый запах. Так и не мог понять, что это напоминает. Устав от хождения, прилёг на бревно. Передо мной открылся вид неба. Да! Да! Вид неба через дыру. Первый раз в своей маленькой жизни я заметил, что небо голубое. И цвет казался необычным, видимо, сказалось время, проведённое в темноте. Облака, проплывая, закрывали на время голубую страну. Но потом вновь открывалось голубое поле. В какой-то миг я забыл про темноту, окунувшись в сказочный мир голубого поля с белыми облаками. Скорее всего, я на время уснул. Да, просто по-детски, закрыл глаза и уснул.

Резкий и отвратительный звук напугал меня.

— Деда! Деда! — испуганным голосом закричал я.
— Не пужайся, это мыши летучие.
— А пошто они так свистят?
— Это они между собой так разговаривают
— А за какой надобностью? Они то улетают, то прилетают.
— Вообще они в пещере живут, ну так как мы сейчас.
— А зачем улетают?

Дед замолчал... Наверное, не хотел произносить эти слова про пищу. Последние семь дней во рту не было ни крошки.

— Деда, ну зачем они улетают?

Выждав паузу, дед произнёс.

— Это наше время пришло, обратно надо в пещеру спускаться.
— А пошто мы туда спать ходим? Можно здесь.
— Нельзя на сквозняке сидеть, тем более спать.
— Вечно ты, деда, на всё ответ найдешь.
— Давай! Надо вниз путь держать.
— Может, ещё немного побудем, свет ещё бьет из дыры.
— Пока не стемнело, надо по уступу вниз спуститься.

Этот момент для меня был самым плохим на то время пребывания внизу, даже чувство голода я забывал. Я никак не хотел спускаться вниз. Ведь здесь хоть чуть- чуть видно солнце. А там? Там полная темнота, где помимо того, что темно, ещё и тихо. Тихо и сыро. У меня возникал страх, страх перед темнотой. Я никак не хотел слушать деда.

Только воспоминание о том коротком сне, о том приятном сне, мне придавало сил против своей воли спускаться туда, в эту бездну.

— Смотри внимательнее! — Крикнул деда, ожидая меня внизу под уступом.

У меня в момент спуска горло пересыхало так, что я не мог произнести ни слова. Руки и ноги никак не хотели слушаться. И только та лужайка из моих снов, с той зелёной травой, помогала мне находить силы передвигаться.

Обратно все сто шагов я шёл с закрытыми глазами, пытаясь хоть на какое-то время сохранить картинку солнечных лучей в своём воображении, оставленных после пребывания на дне колодца.

Добравшись, я уселся на палатьи, вернее, аккуратно выложенные старые стволы деревьев, что дед принёс со дна колодца. Я сидел и не мог прийти в себя.

Темнота потихоньку съедала меня внутри. Я чувствовал какое-то отвращение. В душе собирался комок. Было так плохо, что казалось, нет этого мира господня, а есть только ад! Темнота!

Дед пошёл в дальний конец зала, совершить вечерний молебен. А я лёг, накрывшись тулупом. В животе происходило что-то очень страшное. Наверное, это от голода. Я лежал, пытаясь выгнать из себя мысли о еде, и мне так захотелось быстро уснуть. Я всё никак не мог дождаться того приятного момента моего сна.

Глаза просто закрылись. И я уснул.

 

«Маленькое счастье»

Я проснулся. Открыл глаза. Темнота.

Пытаюсь вспомнить приятный отрывок сна. То ли дрожь по телу от холода, то ли темнота не даёт мне понять ту картинку, которая в голове есть, а представить не могу. Странное это чувство. Вроде есть, и тут же нет. Я боюсь даже шелохнуться, чтобы эта тоненькая нить мысли не порвалась и не растворилась в этой темноте.

Не знаю, что со мной происходит. Но вдруг я резко встаю. Нахожу лапти. Собравшись, сижу, жду. Чего жду? Жду...

Деда всё ещё служит утренний «большой начал». Я жду. Молча. Боясь просто шелохнуться. Вокруг тишина... Слышно, как деда дышит. Странная тишина. Я раньше не слышал такой тишины. Тихо... Не могу дождаться, когда деда закончит. Чувство такое, — надо бежать. Бежать туда, на дно колодца! Бежать! Жду, жду деда.

И вот!

— Святослав, ты спишь?
— Нет, деда! Нет!
— А пошто ты сегодня такой?
— Пойдём, деда, пойдём.
— То не поднять, то просто бежишь.
— Деда, пойдём.

Я не мог ждать. Странно? Но я хотел на дно колодца. Не понимаю почему. Я должен быть там.

Дед взял за руку, и мы пошли. Я считал каждый шаг. Каждый. Мне казалось, что там... Не знаю, как объяснить свои чувства. Знаю одно: надо быстрее!

И вот последние шаги. Вот сейчас появится луч света. Вот! Вот! Ещё пару шагов. Вот! Вот... И деда, как всегда:

— Посидим?

А мне надо вперёд, быстрее!

— Деда, я пойду?
— Надо посидеть,— спокойным голосом ответил деда.
— Деда!
— Надо! — интонация деды поменялась.

Мы сели.

И того чувство запаха, что я ощутил вчера, не было. В носу был запах пищи. Меня вдруг затрясло. Может, от голода, а может, от насыщенности аромата. Но у аромата был странный привкус. Я первый раз почувствовал такой противный и в тоже время сытный запах. Я не понимал в ту минуту, что со мной происходит. Я просто ждал. Ждал, когда деда скажет:

— Ну что, внучек? Как, глазки привыкли?
— Да, деда! Да!

И я просто полетел на верх уступа. Я не видел ничего. Просто хотел оказаться там. Там, на дне колодца. И вот последний метр. Сейчас откроется то, что много дней я видел. И в голове не укладывается зачем? Зачем я так хочу, быть там?

И вот моему глазу открывается вид... Все как и было. Вон камни. Вон помёт. Вот куча бревен.

Но в носу это! Не понятное, съедобное и в тоже время с душком. Я не могу понять, что со мной. Пока деда поднимается по уступу, я просто хожу из угла в угол .

И вот, за бревнами... Вот что тянуло меня на дно колодца!!! Перед моим взором три корзины. Три, и полные. Я просто на миг застыл. Я не верил глазам. А в носу этот запах. Приятный, и с душком. Я стою. Я просто на мгновение превратился в камень.

Какое-то время я стоял молча. Пока не услышал:

— Святослав, ты где?

С меня как будто сняли хомут.

Я закричал:

— Здесь! Деда, я здесь!

Не понимаю спокойствия деды. Он подошел. Взял меня за плече и сказал:

— Всё таки есть Господь!

Я ничего не слышал. Мне просто было охота есть. Мой рот был полон слюны. Но руки не двигались, будто их топором оттяпали.

— Что, внучек? — произнес тихим голос дед.

Я стоял и не мог произнести даже звука. Мне в тот момент казалось, что мы в раю.

Не помню как, но мы с дедой присели на бревно. Я хотел схватить кусок мяса и просто проглотить. Но деда дал мне какую-то траву. Меня опять на какое то время превратило в камень. Столько дней не есть, а сейчас?.. Траву? В моей голове не укладывалось. А может, это запах перебивал все? Вдруг я услышал:

— Внучек, нельзя сейчас сразу мясо. Столько дней без пищи, и сразу мясо?

Я прошептал:

— А что?
— Плохо будет, — спокойно сказал деда, очищая траву от кожуры.

Я уже не слышал слов деда. Я просто схватил кишку, забитую мясом. Просто глотал, даже не пытаясь пережёвывать. Просто отрывал кусок за куском и глотал. Я даже забыл про этот запах с душком...

Не торопись, Святослав, — сказал деда, поглаживая меня по голове.

И вот! После стольких дней голода, я почувствовал... Да же не знаю, как это описать. Просто стало не то, чтобы хорошо...Я не могу это объяснить... Я, наверное, просто ещё мал.

Дед так и сидел на бревне, уставившись взглядом на меня.

— Ну как, Святослав? Ожил? — тихим голосам произнес деда.
— Это как? — ответил я, присаживаясь рядом с ним на бревно.

Деда молча укутал меня тулупом, я обнял его, как ребёнок обнимает свою мать.

— Деда! А откуда взялись эти корзины? — произнес я тихим голосом из-под тулупа. Будто боясь, что корзины исчезнут, если я скажу громко.
— Это те! Злые дядьки нам принесли, — вздыхая, ответил деда.
— Это те? Что нас с тобой словили да в эту пещеру опустили.
— Те самые.
— А пошто они нас сюда?
— Рано тебе ещё, Святослав, знать про это.
— Опять, деда, за своё. Я большой уже!
— Большой!.. — произнёс деда, поглаживая меня по голове.
— Ну а почто, деда? Почто? — с настойчивостью продолжал я.
— Да я не пойму.
— А пошто из той корзины так душком попахивает? — этот запах казался мне просто непонятным. Приятный, и с душком?
— Это мясо в кишку забитое, и очень долго в тени висевшее. Так тот народ делает, что за рекой по степи кочует.
— А пошто запах такой? Как будто в штаны наделал?
— Мясо это не вареное, а просто выветренное, вот и душок.
— Деда, а как его такое можно есть?
— А я пошто знаю! — засмеялся деда. — Надо у тебя поспрошать.

Я ещё что-то говорил. Но не помню.

Глаза мои закрывались. Я что-то пытался спросить. Не помню. Я просто уснул.

Мои глаза открылись, от того что в ухо что то капнуло. Такое холодное, и с таким шлепком, что я напугался. Я лежал, мой взгляд был направлен туда где стояли корзины.

Но с про сони я не мог понять. Что то было не так. Я приподнял голову, пытаясь протереть свои маленькие глазки. И в друг я понял! На том месте где стояли корзины было пусто. Я сел. Мне казалось что те корзины, которые стояли на том месте, просто сон. Но в носу все еще был запах. Этот, запах с душком. Я не мог забыть этот душек. Какое то время я сидел и не мог пошевелится. Я начал понимать, что во круг тишина. Раньше на дне колодца не было так тихо, было слышно как легкий ветерок гуляет по дну . Я не понимал, ни чего. Может я еще не проснулся? Меня терзала мысль, а были корзины все таки или это еще сон? Если сон, то по чему глаза открытые. Я сидел. Я просто забыл про деда. И вдруг, одним ухом я услышал, как деда читает обеденную молитву. Значит это не сон. И запах, этот запах с душком, он стоял у меня в носу. В моей голове была куча, ну как куча репья , большая. Я не понимал что это и как. Я привстал, и просто закричал

— Деда! Деда!

Я кричал, то ли от страха опять быть голодным, толи еще от чего, я просто кричал.

Вдруг, кто то тихонько положил руку мне на плечо. Я приподнял голову, а это деда стоял. Его лицо было таким, ну таким...Просто я почему то замолчал, видя перед собой деда. На какое то мгновение мы стояли и смотрели друг на друга, молча смотрели.

— Деда? А где корзины? Где мясо? — шепотом произнес я.
— Вот по что ты так раскричался — с удивлением произнес деда.
— Мясо, деда ! Мясо, — произнес я все тем же шепотом.
— Да на месте твое мясо! Кто же его кроме нас, может взять. Мыши?
— Мыши? — на моем лице появилось удивление.

Деда рассмеялся.

— Ну как мы теперь деда? Как? Опять голодом?
— Успокойся Святослав, это я корзины в дальний угол убрал, да корой от птицы, прикрыл.

У меня на душе стало легче. На щеках появился румянец. Это наверно от того, что я кричал.

Так мы провели остатки времени на дне колодца, пока мыши не улетели. Потом мы стали спускаться в низ. Деда прихватил с собой одну кральку кишки, а остальное, по верх коры камнями заложил.

 

«Вечерняя беседа»

Я лежу. Глаза мои не закрываются, смотрю в верх, и эта черная пустота придает страх. Воздух давит на меня, как будто на меня бревно положили. Иной раз боюсь шелохнутся. Меня все время беспокоит это состояние полной темноты. Я не знаю, как правильно это объяснить, это больше чем страх. Даже страшнее, чем там на верху, когда один на реку бегал. Тятя всегда меня пужал этими, ну, кто за речкой живет. Тогда мне было страшно. А сейчас не могу понять. Здесь темно... Даже не темно, просто ни чего не видно. Ни чего... Я не вижу даже свой нос. И от этого мне еще страшнее. В голове только одна мысль. Когда деда закончит вечернюю молитву. Когда он подойдет ко мне. Я боюсь шевельнуть ногой, рукой. Мне кажется, что кто то подойдет и заберет меня, пока деда там. Для меня это время, кажется ни когда не закончится.

В голове только одно Ну когда деда закончит. Когда он подойдет. Я жду и с каждым мгновением ожидания, я начинаю чувствовать как кровь течет по мне. Я пытаюсь подумать хоть о чем, только не думать о страшной темноте. Я лежу, глаза боятся даже моргнуть, я просто боюсь пошевелить глазами. И вот я слышу, как деда медленно шагает ко мне, пытаясь поднять выше ногу, да бы не в споткнуться о камни. Я слышу каждый его шаг, каждый звук его посоха о камни. Эти мгновения самые длинные. Казалось деда находится не далеко, я слышу как деда дышит там в дальнем углу, где он службу читает , а обратный его путь напоминает целую ночь.

— Святослав, — спокойным голосом произнес деда.
— Да, — выдавил я из себя.
— А ты по что таким голосом? Будто коза млеет, — произнес деда нащупывая наши палатья.
— Страшно деда.
— Да-а.

Я почувствовал, как деда присел и положил свою руку мне на ноги.

— Деда присаживайся ближе, — мне казалось если деда присядет ближе, и положит руку мне на грудь, то страх отступит.

Деда медленно двигается ближе, а я пытаюсь нащупать его руку. Несколько движений своей рукой, и я улавливаю деда за рукав. Еще мгновение, и теплая ладонь деды у меня на груди. Мне стает лучше, страх потихоньку начинает выползать из меня.

— Деда, давай я завтра с тобой вечернюю молитву читать буду.
— А почто? Боязно одному на палатьях сидеть?
— Очень боязно.
— Ну это хорошо, — произнес деда, поглаживая рукой меня по груди, — надо вечернюю молитву читать, Господь с нами.
— Деда. А когда тятя прейдет?
— Скоро, внучек, скоро.
— Ну когда ? Деда?
— Прейдет твой тятя, прейдет. Разве он может про тебя забыть?
— А про тебя?
— И про меня он помнит.
— А Тимофей с тятей?
— Куда твой Тимофей от тяти денется.
— Я скучаю по Тимофею.
— Ну как не скучаешь. Всежь родной брат твой, как ни как.
— Деда а где они щас?
— Наверно в верховьях речки Рябиновки.
— А где эта речка?
— Там за горой Уары.

Я пытался представить как Тимофей у речки сидит, рыбу ловит, а в голове даже не мог понять эту речку. Это все темнота, будь она не ладная.

— Деда а что такое Уа-ы?
— Это гора.
— Ну что это за слово такое Уа-ы?
— Это так гору кличут, те люди, что рекой живут.
— Те что нас словили?
— Нет, те что за рекой, они с миром живут.
— А злые ?
— А те пришлые, как мы.
— Ежели они пришлые? По что они нас в пещеру опустили?
— Рано тебе еще знать внучек, рано, — вздыхая произнес деда.

Я еще вроде бормотал что то. Да ведать уснул.

 

«Познания тьмы»

Бегу по тропочке вдоль поляны. Утренняя роса от своей прохлады, будоражит мои босые ноги. Птицы где то поют. У реки собрался в кучу туман... Как вдруг! Наступив на край лужи, я шмякнулся головой о землю. Лежу глаза боюсь открывать. Правый локоть ломит, голова гудит. Лежу, а глаза страшно открыть. Попробовал на половину приоткрыть один глаз. Ни чего невидно, чернота в глазу. Прикрыл газ. Чернота. Первое что пришло на ум, грязью глаза залепило. Попытался кулачком растереть. Все равно, Черно в глазах. И вдруг я понял, это был сон. Я просто валяюсь на полу пещеры. Меня охватил страх. Я просто на земле, в перемешку с камнями. Я замер, пытаясь услышать, как деда службу читает. Но не слышал, привычных звуков дыхания деды. Меня окатило волной страшной тишины. Той тишины в полной темноте. Не мог не то что крикнуть, мне казалось я забыл как дышать. Я находился в какой то бездне. Я не понимал где палатьи, где находится колодец, где деда. Я был в таком состоянии, что мое сердце того и гляди сейчас лопнет. Я слышал каждый толчок сердца, чувствовал как кровь растекается по рукам и ногам. Ужасное ощущение, чувствуя как звук зарождается в нутрии тебя, расползается по пещере и снова к тебе возвращаться. Мне казалось, будто все, Темнота поглотила меня, как лягушка комара. Закрыв от страха глаза, свернулся в клубочек и просто лежал. Не мог больше не о чем думать. Страх ломал меня. В ушах появился гул. Что еще больше напугало. Я лежал... Не помню что дальше, и сколько времени прошло. Мне стало холодно. По телу побежали мурашки, Мышцы стало сводить, Затряслись пальцы на руках. Ноги онемели. Не понимал что со мной. Меня трясло как землю во время грома. Я думал, что от мой трясучки, это черная, большая стена, сейчас упадет на меня. Но дрожь продолжала ползти по всему телу. Зубы стучали друг об друга, создавая страшное эхо... А что дальше? Не помню.

Я открыл глаза. Передо мной деда. Вот его белая борода, длинные волосы, лоб в морщинах. Это был деда. Мой деда. В голове жуткая боль. Я лежу на бревне, укутан тулупом. На верху видна дыра, с голубым полем. Деда смотрит на меня, и что то говорит. Я ни чего не слышу. В ушах жуткий гул. Деда говорит, рот открывает, а я ни чего не слышу. Гул перебивает слова деды. Деда взял меня вместе с тулупом, и посадил себе на колени. Обнял меня обеими руками. Так мы просидели до вечера.

 

«Вернулось»

Я молчал. Не знаю сколько дней. Сбился со счёта. Я не произнес ни слова. В ушах стоял гул. Он всегда стоял — днём, ночью. Мне казалось, что потихоньку привыкал к гулу. Деда больше не оставлял меня одного в пещере. Мы каждый день проделывали одно и то же. Просыпались, шли в колодец. Весь день на дне колодца, вечером опять спускались в пещеру. Я был похож на камень, который куда положи, там и будет лежать. Деда стал свыкаться с моим состоянием. В один из дней деда стал оставлять меня на дне колодца, а сам спускался обратно в пещеру. Мне было уже всё равно. Я больше не прогуливался из угла в угол, не интересовался познанием нового мира. Просто закутавшись в тулуп, сидел на бревне в колодце.

Я смотрел в одну точку на стену. Она была поросшая мхом, а те места, что были лысыми, по ним бежала каплями вода. Как по крынке с холодной водой. Я просто смотрел. Смотрел в одну точку. Как вдруг! С верху что посыпалось. Я взглянул на дыру. С дыры что-то тёмное опускалось вниз. То на веревке была корзина. Я вскочил с бревна, задрал голову вверх, и меня закачало. Это наверно от яркого света, что с дыры в глаза попал. Корзина опустилась в то место, где те корзины стояли. Верёвка немного ослабла, и крючок слетел с ручки корзины. Верёвка уползла вверх, в дыру. Я стоял, не мог понять, как с дыры корзина опускается на верёвке, потом верёвка уползает обратно. Через мгновения, ещё одна корзина опустилась.

После того, как веревка уползла наверх, из дыры послышался голос мужика. Он что-то кричал. У меня внутри всё перевернулось на миг. Я чувствовал себя лягушкой после долгой зимы. В моих ушах был слышен звук, гул постепенно пропадал. Мужик всё кричал.

Мне всё ярче были слышны слова, но понять я их не мог. И чем громче мужик кричал, тем больше во мне оттаивало. Я отбежал на край колодца, туда, где уступ уходит вниз. Встал на краю и заорал.

— Деда-аа!!!!
— Деда-аа!!!

С каждым криком у меня всё больше появлялся мой громкий детский голос.

— Деда! Деда! — орал я, внутри переполняло от нетерпения.

Я вдруг стал понимать, если деда не успеет, а мужик уйдет. Мы опять останемся здесь. Эта мысль ещё больше заставляла меня орать. Да! ДА! Орать!

— Деда! Ты где? Деда!.. Деда, там за нами пришли! Деда! Ну ты где?... — судорожно вылетало из меня.

Из темноты показался деда. Он быстро поднялся на уступ. Хотел было крикнуть тому мужику. Да одышка не давала ему сразу вымолвить звук.

— Макарий, ты ещё жив? — донеслось из дыры, — Макарий?
— Бог миловал! — собравшись с силами, ответил деда.
— Ну что, Макарий? Будешь места те показывать?
— Я ещё бога не продал! Это вы грешники!
— Макарий, сгинешь сам и внучка погубишь! Пошто тебе те камни? Ты ведь в другого бога веруешь!
— А вам не понять! Корней наших! Вы не люди!
— Но мы не торопимся! Макарий! На этот сплав нам камней хватит!

Деда замолчал, побелел. Опрокинув голову назад, деда подставил ладони к ушам. Будто что-то ещё хотел услышать.

— Макарий! Не ты сведёшь нас туда, так Кирилл путь покажет!
— Словить ещё Кирилла надобно!
— Ну смотри, Макарий! Мы не торопимся! Подумай! О внуке подумай! А Кирилла словить — дело времени.

На этом всё резко закончилось, как и началось. Больше из дыры не доносилось крика мужика. Я не мог понять. Вот мужик! Мог нас достать? А причём мой тятя? И что за места такие? Что за камни? В голове не укладывалось всё. Я задумчиво присел на бревно, меня терзала мысль о том, что мы могли быть сейчас там, наверху. А мы здесь... Деда ещё долго стоял, не проронив ни слова. Просто стоял.

Мы с дедой подошли к корзинам. Перед нами стояли свежие, сплетённые из черемухи корзины, полные вяленой рыбы. Я опять почуял запах в носу. Но на этот раз я чётко понимал, чем пахнет. Тятя каждый раз, когда на реке вода большая, рыбу вялил. Много вялил.

Я накинулся на рыбу, запихивая её себе в рот. Мне казалось, что моё пузо бездонное. Я не помню, сколько я смог перемолоть этой рыбы. Остались только хорошие воспоминания то ли от рыбы, то ли от мыслей на мгновение оказаться наверху, то ли ещё от чего. Не помню.

 

Продолжение будет в следующих публикациях.

Озера | Топонимия | Пещеры | Легенды | Музеи | Краеведение | Фильмы | Фотогалерея | ООПТ | Гербы | Сказки

 

Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика Яндекс цитирования