Попадем ли мы во Владивосток?
Осенью 1917 г. в украинских губерниях, в тылах русского Юго-Западного фронта шло формирование Чехословацкого армейского корпуса из чехов, проживающих в России, и военнопленных чехов и словаков, добровольно пожелавших вступить в ряды корпуса и вместе с русскими сражаться против германцев и австро-венгров. Ядром корпуса была Чехословацкая бригада, отличившаяся в июле 1917 г. во время летнего наступления русской армии. Кроме России, чехословаки создавали свои войска в Италии и во Франции и сражались на Восточном, Западном и Итальянском фронтах проив войск Центральных Держав. Чехословацкие воины надеялись при победе Антанты создать независимое Чехословацкое государство. Самым крупным воинским формированием чехословацких добровольцев становился корпус в России. Но октябрьский переворот и развал русской армии изменили всю ситуацию. В связи со вторжением войск Центральных Держав на Украину и заключением 3 марта 1918 г. Брест-Литовского мира, чехословакам пришлось уходить на восток. По договоренности с правительством Советской России и корпусу предоставлялась возможность уехать во Владивосток для того, чтобы переправиться в Европу на Западный фронт для продолжения борьбы с германцами.
27 марта 1918 г. между советским правительством и Отделением Чехословацкого национального совета в России был заключен Пензенский договор, который предусматривал отправку чехословацких эшелонов на восток, при условии сдачи легионерами большей части оружия, увольнении русских офицеров и при свободном доступе в эшелоны агитаторов — чехословацких коммунистов. 28 марта из Пензы отправился первый эшелон 5-го Пражского полка. За 5-м полком двинулись 8-й Силезский, 7-й Татранский, 6-й Ганацкий, 3-й Яна Жижки из Троцнова, 2-й Иржи из Подебрад, запасные, артиллерийские и тыловые части. В арьергарде должны были идти 4-й Прокопа Великого и 1-й Яна Гуса полки. Сначала продвижение чехословацких эшелонов было относительно аккуратным, хотя и прерывалось остановками на агитацию и на все продолжавшееся разоружение. К концу апреля 1918 г. авангард чехословаков в составе 5-го и 8-го полков и некоторых других частей добрался до Владивостока. Другая часть эшелонов 7-го, 6-го, 3-го и 2-го полков растянулась по Сибири и Уралу. Арьергард — 4-й и 1-й полки, все еще оставался в районе Пензы. Несмотря на все усилия агитаторов, легионеры сохраняли дисциплину и подчинение Чехословацкому национальному совету во главе с профессором Т. Г. Масариком. Из корпуса дезертировали и перешли Красную армию менее 0,5 процента чехословацких воинов.
Видя, что агитация в среде легионеров сорвалась, большевистские руководители решили прибегнуть к другим, более жестким средствам. 21 апреля 1918 г. народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин дал сибирским советам телеграмму, в которой потребовал остановить продвижение чехословацких эшелонов, мотивируя это быстрейшей эвакуацией германских военнопленных из Сибири в Европейскую Россию. В чехословацкую, легионерскую среду все более проникали голоса, что пока у них было оружие, большевики вели с ними переговоры, когда же чехословаки сдали оружие, то большевики перестали с ними считаться. Настроение чехословацких воинов еще более ухудшилось после известий о том, что корпус предположено разделить на две части: эшелоны 2-й дивизии должны собраться во Владивостоке, а эшелоны 1-й дивизии, которые еще были в Поволжье и на Урале, должны поехать северными железными дорогами на Архангельск.
***
К вечеру 28 апреля 1918 г. на станцию Челябинск прибыл эшелон штаба 3-го Яна Жижки полка. На следующий день, около 8 часов утра на станцию прибыл 2-й батальон 3-го полка, а несколько позднее и 1-й батальон 3-го полка. Командир 3-го полка подполковник С. Н. Войцеховский записал в своем личном дневнике:
Вчера к вечеру приехали в Челябинск, будем стоять здесь несколько дней. Хвост моего полка еще около Уфы. На станции Челябинск стоят два эшелона сербов. Вид у них контрреволюционный (с точки зрения большевиков) — офицеры и часть солдат в погонах. Они пробирались во Владивосток, но теперь вынуждены ехать на Архангельск. Везде на всех станциях и здесь в Челябинске много беженцев. Откуда, куда и зачем они едут. Теплушки битком набиты мужчинами, женщинами, детворой и страшным скарбом, грязь страшная.
Ясные дни, тепло, но на душе скверно. Когда двигаемся — легче. Беспокоит меня продовольственный вопрос: все рассчитано на движение, а не на стояние.
30 апреля, комиссар 3-го Яна Жижки полка поручик Й. Кошек нанес визит Челябинскому совету и просил разрешения на участие чехословаков в демонстрации 1 Мая, но совет не разрешил, видимо большевикам не хотелось, чтобы челябинцы увидели дисциплину, организованность и мощь чехословацких добровольцев. В этот день подполковник С. Н. Войцеховский отметил в дневнике:
Вчера был с Николаем Петровичем (прапорщиком Чилой) в городе — небольшой и скверный. В магазинах остатки привоза, товаров нет.
На вокзале суета, паровозы катают вагоны, проходят бесконечные эшелоны с беженцами. Наших эшелонов здесь стоит шесть и два или три сербских.
Вчера наш комиссар показал мне телеграмму из Москвы. Немцы боятся наступления японцев в Сибирь и требуют скорейшей эвакуации из Восточной Сибири своих военнопленных: движение наших эшелонов на восток распоряжением советских властей остановлено.
Мне начинает казаться, что мы не попадем во Владивосток.
Помимо эшелонов 3-го полка, в Челябинске стояли еще не ушедшие на восток эшелоны двух батальонов 6-го Ганацкого полка. Все чехословацкие добровольцы с нетерпением ожидали отъезда на восток, но старались сохранить доброе согласие и хорошие отношения с русскими людьми и с советскими властями. Выдержка и спокойствие добровольцев часто принималась местными жителями за высокомерие. Известный челябинский хронист К. Н. Теплоухов записал:
Откуда-то начали появляться военные — не русские — оказалось чехи; одеты франтами с иголочки; офицеры — с оружием — на прекрасных лошадях. К жителям относились свысока, но держались очень вежливо; жили на вокзале, кажется в вагонах на путях — обыватели посматривали на них с недоумением, — что сие значит?
День 1 Мая чехословаки провели тихо, в город никто не ходил, развлекались сами: играл полковой оркестр, а несколько переодетых легионеров ходили около своих эшелонов, пародируя ярмарочные песни. 3 мая на станцию Челябинск прибыл 3-й батальон 3-го полка, последний эшелон с хозяйственной ротой был на подходе к Златоусту. Доброволец Й. Зима отметил в своем дневнике:
3 мая 1918. Мы добрались до Челябинска — уездного города, лежащего на равнине за уральскими горами. У станции есть целая колония для переселенцев,откуда их рассылали и рассаживали по разным частям Сибири. Кроме русских там живет много башкир и татар. На улицах можно видеть торговцев-китайцев.
Плодовых деревьев там нет — кругом видны только береза и осина.
Во время своей долгой стоянки чехословацкие добровольцы старались проводить время с наибольшей пользой: надеясь все же попасть во Францию, многие учили французский и английский языки, проводили концерты и спортивные состязания, но нетерпение нарастало. 5 мая подполковник С. Н. Войцеховский записал:
Сегодня первый день Пасхи. Все без перемен. Где-то там далеко за Иркутском — кажется движение идет, но крайне медленно. По отдельным, довольно неопределенным телеграммам, наш комиссар на станции Челябинск прапорщик Й. Котрба 2-го полка заключает, что два полка 2-й дивизии уже во Владивостоке, но на нас пока это движение не отражается; в Челябинске по-прежнему четыре моих эшелона и два эшелона 6-го полка, только сербы уехали на Архангельск. Последний эшелон 3-го полка (нестроевая рота) вчера 4 мая прибыл в Златоуст.
Доброволец 3-го полка К. Томан вспоминал, что он часто ходил в город за ордерами к большевистскому продовольственному комиссару и его часто спрашивали: «Вы почему дальше не едете? Там всего много, а здесь вы нас объедаете». К. Томан отвечал: «Мы бы рады, но ваш железнодорожный комиссар отвечает, что нет локомотивов». А о порядках, которые царили на челябинских улицах и рынках, К. Томан добавляет:
Не стоит и говорить, что там было полно карманников. Наши парни могли бы порассказать, как их обворовывали до последней копейки. У меня самого вытащили записную книжку со служебным удостоверением и фотографию жены, думая, что там деньги. Так как я был вынужден ходить в город и как я выше указывал, для чехословака это было небезопасно, то я ходил без ленточки на фуражке, чтобы не выглядеть легионером.
Среди легионеров ходили самые разнообразные слухи, то о проследовании через Челябинск в Москву поезда с бывшим императором Николаем Романовым, то о беспорядках в Москве, то о том, что немцы боятся наступления японцев в Сибири. Подполковник С. Н. Войцеховский отмечал, что трудно доставать здесь газеты, а без них живешь с завязанными глазами. Большевистским газеткам верить абсолютно нельзя и главное, они ничего не пишут о многом, что происходит, вообще эти газетки такое убожество, что противно их читать.
Своя газета «Чехословацкий дневник» доходила до Челябинска с большим опозданием. Ее редакция и типография располагались в вагонах и путешествовали вместе с легионерами по транссибирской магистрали. В мае 1918 г., вместе со штабом Чехословацкого армейского корпуса и Отделением Чехословацкого национального совета в России, она находилась в Омске. В номере № 69 от 8 мая 1918 г. шеф-редактор и член Отделения Национального совета Б. Павлу объяснял трудности пути на Дальний Восток, а в номерах от 9 и 11 мая появились статьи, изкоторых было видно, что северный вариант, то есть движение эшелонов 1-й дивизии на Архангельск все более становится действительностью. 12 мая командир 3-го Яна Жижки полка отмечал:
Мы все еще в Челябинске. Решается вопрос ехать ли дальше через Владивосток или через Архангельск. На Владивосток не пускают большевики, мешает Семенов, который где-топод Читой и кажется близко уже от железной дороги амурской, и наконец, Французская миссия, почему-то теперь заявляет, что во Владивостоке нельзя собрать достаточного количества транспортов. Делегация от Национального совета с Максой поехала в Москву разрешать окончательно вопрос о движении по тому или иному направлению.
Ехать на Архангельск никому не хочется. По моему это приведет к катастрофе. Послал сегодня Максе в Москву от своего имени (и ссылаясь на настроение в полку) протест. Полковой комитет протестует от себя.
Сегодня у меня был командир 2-го полка (поручик Сыровый), он того же мнения и пошлет завтра такой же протест от себя. Чем все это кончится? В Челябинске теперь уже весь полк. Надо быть готовым к тому, что может быть придется ехать дальше силой. Хоть это трудно.
Чутье не подвело чехословацких легионеров. Как теперь известно, инициатива об отправке корпуса на север появилась у руководителей Омского и Иркутского советов еще в конце марта 1918 г., когда кроме разоружения они настаивали на отправке добровольцев в Архангельск. Но в то время центральная советская власть не согласилась с их доводами. Теперь же в мае, когда чехословацкие эшелоны растянулись на тысячи версти были большей частью разоружены, опасения Москвы перед боевой мощью Чехословацкого корпуса сильно убавились. 15 мая в Москве на встрече представителей Национального совета с наркомом Л. Д. Троцким последний заявил, что он не может отправить остальные эшелоны чехословаков во Владивосток, вследствие англо-японского десанта. Но, если союзники гарантируют отправку чехословаков во Францию, то эшелоны пойдут на Архангельск.
Конечно, чехословацкие добровольцы не знали о всех этих интригах разыгрываемых политиками в закулисье, но почувствовали всю опасность которая им грозила. Уже упоминавшийся доброволец Й.Зима отмечал в своем дневнике:
10 мая 1918. Между тем профессор Макса в Москве вел постоянные переговоры с большевиками, которые видя, что наша армия растянута от Пензы до Владивостока, требовали от нас выдачи всего оружия. Затем требовали, чтобы Вторая дивизия ехала на Владивосток, а Первая — на Архангельск — что имело такое же значение — чтобы нас ослабить еще более и затем делать с нами, что захотят.
Измученным долгим ожиданием и различными слухами, взбудораженным большевистскими провокациями, чехословацким легионерам для вспышки было достаточно небольшого предлога. Местные советы вдоль магистрали предоставляли такие предлоги в избытке. 30 апреля омский военный комиссар С. А. Фурсов с усмешкой отвергал все просьбы чехословаков в их продвижении на восток. Деньги за продовольствие исправно перечислялись французским правительством в советские банки, но в снабжении шли постоянные помехи, которые особенно тяжело отзывались на эшелонах арьергарда, стоящих в районе Пензы. Провокации большевиков доходили до нелепых случаев. Командир 2-го батальона 3-го полка прапорщик М. Немец приводил такой эпизод:
Мы участвовали в танцевальных вечерах в женской гимназии. Я выучил танцевальную сюиту из народных сказок, а прапорщик Мирослав Миклик — «сарочку». Наш оркестр играл, хор пел, а выученные танцы имели чрезвычайный успer. Местные офицеры предупредили нас, что красноармейцы нацеливаются на наши револьверы, сданные в гардероб. Незаметно реагируем на предупреждение и когда в 3 часа утрав танцы закончились, то эти «господа» — красноармейцы кисло на нас смотрели, как мы весело шагаем из зала и каждый держит свой револьвер.
7 мал 1910 г. на станции Повониколаевск советские железнодорожные комиссары арестовали капитана 7-го Татранского полка Э. Кадлеца и сделали попытку арестовать командира того же полка капитана Р. Гайду. Только самообладание и решительность P. Гайды позволили ему избежать ареста и выручить своего товарища. 12 мая на станции Тайга, командованию 2-го дивизиона 2-й артиллерийской бригады местными большевиками был выдан ультиматум о полном разоружении и выдаче в заложники трех офицеров. Из-за твердой позиции чехословаков красные не решились применить насилие. Но главная драма, из-за случайного предлога, разыгралась в Челябинске.